Леммл Таудей открыл рот.

– Я беседовал с принцем Рэнго. Я… Он осекся. Эта хорошенькая женщина – невеста принца. Она только что спасла ему жизнь и спрятала его, но можно ли ей доверять? Принцесса пристально смотрела на него, и он вспомнил о стали, скрытой в этой красивой груди.

– Принцесса, я был шпионом принца в Храме…

Он рассказал ей обо всем, не умолчав даже о тех деньгах, которые получил, и о тех, которые оставил себе. Рассказал о своих подозрениях, что Зло надвигается и что каким-то образом принц заинтересован в том, чтобы скрыть усиление этого Зла.

Принцесса Рисса слушала и хмурила брови.

– Я тоже беспокоилась о принце, – призналась она, когда Леммл закончил свой рассказ. – Он совершает поступки, ему несвойственные. Ему нравится вести расходные книги, проверять счета и проводить совещания. Когда он ездит верхом или тренируется с мечом, то делает это так, словно выполняет обязанность, а не получает удовольствие. Не знаю, что с ним случилось, но меня страшит эта свадьба так, как не должна страшить ни одну невесту, и пугает коронация, как ни одну будущую королеву.

Леммл выпил прохладной, чистой воды, которую она налила ему из глиняного кувшина. В его рту все еще оставался привкус прокисших остатков собачьего обеда, но в голове постепенно прояснялось.

– Что нам делать, моя госпожа? – спросил он.

– Ты сказал, что, по словам принца, некоторые из героев уже возвращаются обратно?

– Да, он не уточнил, кто именно, но казался довольным.

Рисса кивнула.

– Скоро будет назначен день бракосочетания и коронации. Ты станешь моими глазами и ушами в городе. Тебе никак нельзя возвращаться в Храм, так как принц явно хотел, чтобы ты умер.

Леммл кивнул.

– Я боюсь оставлять череп без присмотра. Что, если принц пошлет кого-нибудь его украсть или повредить? Это могущественное волшебное устройство и последнее, что осталось от Падшей Птицы-Солнца.

– Верно замечено, – ответила Рисса. – Как только станет темно, ты должен прокрасться в Храм и принести его сюда. Я застираю самые грязные места на твоей одежде.

– Что, если принц увидит, как я выхожу из дворца? – спросил Леммл. – Его должно удивлять, что мое тело до сих пор не найдено.

– Правильно, – согласилась Рисса. – Я расскажу ему правдоподобную историю, объясняющую пропажу твоего тела – в последнее время во дворце полно волшебных явлений, – а ты уйдешь из дворца в одежде одного из покойных членов семьи Рэнго. Сможешь переодеться в собственную одежду, когда отойдешь на безопасное расстояние.

Леммл начал было протестовать против такого унижения его достоинства, но слова замерли у него на губах. Принцесса была права, и выражение ее лица показывало, что спорить бесполезно. Это была леди, которая умела настоять на своем, а не выросшая во дворце неженка королевской крови.

На мгновение ему даже стало жаль принца, но только на мгновение.

ИСТОРИЯ ДОМИНО (Джейн Линдскольд)

Домино вытянулась в полный рост, и кончики ее пальцев прикоснулись к брезентовой крыше палатки; это помогло ей прогнать из мускулов остатки ночного оцепенения. Снаружи до нее доносились голоса просыпающихся воинов ее роты, которые привыкли вставать рано, с первыми розовыми проблесками зари на востоке.

Черт возьми, хорошо снова выступить в поход! Даже спать на голой земле. Конечно, будучи генералом, она могла претендовать на койку, но на койке двоим слишком тесно. Она улыбнулась, и ее взгляд с нежностью остановился на Джорде, все еще спящем на груде смятых одеял и подушек. Темно-русые всклокоченные волосы, обрамлявшие лицо в форме сердечка, делали его больше, чем обычно, похожим на ангела. Поддавшись минутной слабости, она даже подумала, не предоставить ли Рейфу поднимать роту, а самой заняться Джордом, но быстро подавила в себе это желание, хоть и не без усилия.

Мысль о том, что Джорду будет грозить опасность, а вовсе не собственная репутация среди подчиненных волновала ее, когда он настоял на своем и отправился вместе с ними. Только после того, как она уступила просьбам поэта. Домино подумала о реакции своих людей. К счастью, большинство из них все еще пребывали в шоке от новости, что их полковник Блейд оказался женщиной – Домино. При таком положении дел они были склонны возражать не больше, чем если бы любой другой командир завел себе лагерную подружку. Осложнения могут возникнуть только в том случае, если она будет уделять Джорду больше внимания, чем следует.

Однако, оставляя спящего поэта его сновидениям, Домино задавала себе вопрос, как чувствовал бы себя Джорд, если бы знал, что солдаты в основном смотрят на него как на генеральскую шлюшку?

– Привет, Сет, – поздоровалась она с мальчиком, который возился у костра ниже по склону от ее палатки. – Все спокойно?

Сет откинул с глаз прядку соломенных волос жестом, отдаленно напоминающим салют, его внимание было полностью поглощено картофелинами, которые он выгребал из угольков костра. За год, прошедший с того дня, когда она нашла этого умиравшего от голода беспризорника в разрушенной войсками Каларана деревне, он поразительно вырос, но оставался худым, как девятилетний ребенок. Худой или нет, но он был предан ей безоговорочно, и поэтому из него вышел идеальный слуга, особенно в дни ее маскарада. В отличие от должным образом выученного ординарца он никогда не настаивал на том, чтобы ее одевать и подавать оружие, и она подозревала, что если бы он даже узнал ее тайну, то унес бы это знание в могилу.

Конечно, теперь в этом не было необходимости, но Домино его оставила при себе. Сет был надежным, верным, добрым, послушным и еще многим сверх того. И кроме того, его терпел Злюка, что тоже немаловажно.

– Все спокойно, сэр, – ответил Сет, дуя на пальцы, чтобы остудить их. – Полковник Рейф передал, что мы можем сняться в течение часа.

Домино рассеянно кивнула головой.

– Отлично. Приготовь мое снаряжение, когда освободиться. Сет.

Взяв в одну руку картофелину, а в другую жестяную кружку с горячим, крепким чаем, она пошла проверить своих солдат.

Рота была довольно немногочисленной, всего каких-то две дюжины солдат, несколько санитаров, посудомоек, конюхов, возниц фургонов, сорок лошадей, стая разномастных собак и Злюка. Всего около восьмидесяти душ, если у собак и лошадей есть души (а в этом она была уверена), и Злюка. Большая их часть сейчас пребывала в движении, крутилась почти праздничная карусель из черно-зеленых мундиров, темно-коричневых кожаных лат и время от времени поблескивающего металла – там, где полировали или точили мечи.

Беседы смолкали, когда она проходила мимо, все расступались перед ней, словно по волшебству, но Домино едва ли это замечала. Для нее так было всегда, с самого начала, сперва в тени ее блистательного отца, генерала Кермана Блейда, затем все больше и больше благодаря собственным заслугам. Она останавливалась у каждого костра, позволяла подлить себе в кружку чаю, принимала предложенную краюшку хлеба или ножку жареного кролика. Пока она добралась до конца лагеря, успела со всеми поздороваться и позавтракать.