А мгновение спустя дверцы рассохшегося кухонного шкафчика сами собой распахнулись и оттуда вылетело красное ведро, как будто его с силой пнули. Из ведра, в свою очередь, вылетел плоский камень, которым был придавлен правильный шашлык, и приземлился прямо на голые пальцы правой Валериной ноги.
Валера взревел, а вслед за ним тоненько заголосила Светка. Она первой заметила, как за окнами веранды, в густой садовой темноте, что-то ходит. Что-то белое, длинное двигалось за стеклом, покачиваясь, и ветки сирени вздрагивали, когда оно их задевало. Высотой оно было метра два с половиной, а то и больше, и на всем его то ли теле, то ли стволе не было ни сужений, ни расширений, ни каких-нибудь отростков, хотя бы отдаленно напоминающих конечности.
– Да я им… – кратко пообещал Кирюха, но бросился почему-то не к двери, а к окну, грозя белому и длинному шваброй.
Валера наконец вспомнил о камне, который все еще лежал у него на ноге, и отшвырнул его, попав точно в ведро.
Белое за окном согнулось, как гусеница-пяденица, меряющая листок своим тельцем, и в стекло ткнулась смятая морда с двумя черными дырочками. Ткнулась мягко, словно тряпичная. Немного отстранилась. Снова ткнулась. Опять отстранилась. И еще. Она билась в окно со слабым постукиванием, как мотылек, рвущийся к лампе.
Как и когда все убежали с веранды, толком никто не запомнил. Кажется, Светка удрала еще до того, как появилась рожа. А Валера, наоборот, все стоял и смотрел, как рожа прижимает к стеклу свой тряпичный лоб, точно ребенок, прильнувший к аквариуму. Валера сбежал последним, зачем-то прихватив валявшееся на полу красное ведро.
Забились в комнату, где до этого спали Кирюха и Валера. Там было самое маленькое окно, вдобавок наполовину заставленное старым платяным шкафом (его Валерин отец много лет собирался либо привести в порядок, либо распилить на дрова). Штору на оставшемся кусочке окна плотно задернули. Одну кровать придвинули к двери, на другую уселись – Виталику места не хватило, сдвигаться потеснее никто не захотел, и Блоху пришлось устраиваться на полу.
– Яйца бы им поотрывать, – буркнул, помолчав, Кирюха.
– К-кому? – вытаращился на него Виталик. – Думаешь, прикалывается кто-то? Видал, какая рожа?!
– Это полтергейст, – свистящим шепотом сказала Светка.
Что-то протопало по второму этажу, прямо у них над головами. Грохнуло, заскрипело. Стихло. Светка запустила когтистые пальчики в свои негустые кудри и всхлипнула.
– Оно вот это ищет, – неожиданно подал голос Валера, до этого молча разглядывавший ведро.
Отталкивая друг друга, все кинулись смотреть на то, что он держал в руках – это был камень, которым Кирюха придавливал шашлык. Плоский, размером с блюдце, похожий по форме на доисторическое рубило. Камень пах кефирным маринадом, приправами и сырым мясом. К нему прилипло колечко лука.
– Оно голодное, что ли? – не понял Санек.
Валера подсветил камень фонариком и показал, куда смотреть. И все охнули, увидев наконец на камне полустершиеся, еле различимые среди естественных выщерблин и трещинок буквы. Получались три строчки: верхняя покороче, нижняя подлиннее, в центре, как полагается, нечто среднее:
«…ва
…лья
…евна».
– Так он же с могилы, – громко и как будто с облегчением объявил Санек.
Светка раскачивалась из стороны в сторону и возбужденно шептала, испытывая острое удовольствие от значимости и правильности того, что говорит:
– …а ты его к мясу положил. В крови измазал. И в молоке тоже – кефир же из молока делают…
– Хватит, помолчи, – не вытерпел Санек.
– И что оно… – Виталик мотнул беспокойной головой в сторону окна. – За камнем?
Валера кивнул:
– Оно туда зырило. Дырками своими. Я сразу понял – прямо на камень зырит.
– Пришло бы да забрало, – вздохнул Санек. – И отвязалось наконец.
– А вдруг оно без приглашения не может, как вампир? – встрепенулась Светка, а Кирюха у нее за спиной показал всем, что он думает о Светкином интеллекте.
– Ты точно хочешь, чтоб оно пришло? – выразительно глянув на Санька, спросил Валера.
На веранде зазвенело стекло – судя по звуку, разбилось сразу несколько тарелок или чашек. Потом как будто покатились по полу шары. Включился старенький отцовский радиоприемник, зашипел по-кошачьи, выключился.
– Мальчики, отдайте ему… – проныла Светка, на всякий случай отодвинувшись от лежащего на полу камня подальше.
– Я с болота шел. Которое за прудами. Там подберезовиков много… – вспоминал Кирюха под испытующим взглядом Валеры.
– Ты не про грибы, ты про камень давай. – У Валеры было такое лицо, будто он собирался Кирюху бить.
– Я и рассказываю!.. Уже почти к шоссе вышел, там березнячок, а дальше, у шоссе, елки. И смотрю – подберезовики, три штуки. А посередине камень. А мать как раз грузди солить хотела, там гнет нужен. Да и шашлыки, а груза подходящего нет. И взял, – уже с вызовом закончил Кирюха и набычился. – Я ж не с кладбища взял!
– Хоть бы глянул, что берешь, – уже почти миролюбиво упрекнул его Валера.
– Может, еще иероглифы на нем надо было поискать?! – взвился Кирюха. – Камень и камень!
– А делать с ним теперь что?
Наверху снова грохнуло.
– А вот что… – Кирюха взял камень и поднялся. – Пусть берет и уматывает.
– Ты чего?! – Валера рванулся за ним, попутно споткнувшись о Светкины ноги.
Травмированный Кирюха с неожиданной ловкостью отпихнул Валеру, прыгнул к окну, с характерным, обещающим ночную прохладу звуком распахнул форточку и, не глядя, швырнул камень в темноту сада.
Валера заматерился, на него огрызнулся Санек, внезапно решивший защитить Светку, которой в неразберихе наставили синяков и, что самое ужасное, сломали ноготь. Виталик нервно загоготал. В замкнутом пространстве, освещенном одиноким лучом брошенного на кровать фонарика, назревала бессмысленная драка напуганных людей.
Раздался звон бьющегося стекла, привычно заорала Светка и взвыл Санек, которому влетевший в комнату камень попал по руке.
На втором этаже загрохотало так, будто там открыли танцкласс.
– Оно не согласно, – констатировал Валера, убедившись, что камень тот самый.
– Не оно, а она, – неожиданно возразил Санек и направил луч фонарика на буквы. – Видишь: «…лья», «…евна». Наталья какая-нибудь…
– Не согласна твоя Натаха, – с ненавистью глянув сначала на камень, потом на Кирюху, буркнул Валера.
Занавеска, прикрывавшая разбитое в нижнем левом углу окно, зашевелилась, медленно надуваясь пузырем. Валера осторожно посветил туда фонариком. Тугой пузырь из выгоревшей на солнце ткани как будто этого и ждал: попав в круг слабого света, он зашевелился, заволновался, и на его поверхности начали возникать выпуклости и провалы, быстро сложившиеся в низколобую, круглую рожу с глубокими вмятинами глаз и длинным распахнутым ртом. Если бы не сопутствующие обстоятельства, рожа казалась бы скорее нелепой, чем страшной, и вполне могла принадлежать простой и глупой бабе, крайне возмущенной тем, что ее, к примеру, обсчитали на рынке…