Конечно, первым делом он устремился к столу справок, чтобы завести Книгу Мертвых, как в таких случаях полагается. На столе справок, не двигаясь и не моргая, сидела милая, но, кажется, мертвая девушка… С полчаса понаблюдав за ней, Редингот решил, что перед ним чучело, набитое опилками, и хотел было снять чучело со стола, но услышал тихий вздох.
– Вы живая? – воскликнул Редингот.
Мертвая снова вздохнула.
– Извините, – сконфузился Редингот. – Здравствуйте.
Мертвая слабо кивнула.
– А что… осадки ожидаются? – спросил Редингот.
Мертвая пожала плечами. Они помолчали. Редингот обошел девушку со всех сторон, чтобы найти еще хоть какие-нибудь признаки жизни на земле, но не нашел никаких и прямо спросил:
– Простите, что с Вами все-таки?
– Меня нежно поцеловал Бог, – был ответ.
– Куда? – опешил Редингот.
– Вероятно, в губы. Или куда-то еще, мне все равно.
– Вы, видимо, неразборчивы, – осудил Редингот неприемлемую для него форму поведения.
– Скорее, неприхотлива… – позволила себе слабый протест мертвая. – Тем более что Бог ведь поцеловал – не простой смертный, не Вы.
– Я бы Вас и не стал целовать, – неожиданно для себя сказал Редингот и понял, что сказал правду. – Вас целовать – это все равно, что Уральский хребет целовать… результат тот же.
– А Вам какой результат нужен? – Мертвая оказывалась любопытной.
– От Вас мне никакого результата не нужно, упаси Боже!
Мертвая закрыла глаза и вообще прекратила быть.
– Эй!.. – крикнул Редингот через некоторое время, почувствовав себя чуть ли не в предгорьях Урала. Ему ответило эхо. Редингот поежился.
– Пусто тут… – тихо сказал он в пространство.
– Это пока, – ответили из пространства. – Скоро сюда явится Японский Бог.
– И что будет?
– Жизнь забурлит! И Японский Бог войдет в меня. И я понесу!
– Вы уже несете, – предупредил Редингот.
– Как? – чуть не упала со стола справок мертвая.
– Дело в том, что волею судеб Японским Богом оказался я.
И мертвая упала-таки со стола справок.
Редингот поднял ее. Чтобы перевести разговор на иностранный язык, он обратился к ней по-японски, начав наводить справки сразу обо всем. Мертвая выдавала справки, как автомат по выдаче справок, причем особенно охотно – справки о состоянии своего здоровья, которое каждую секунду менялось, все улучшаясь и улучшаясь. Редингота испугала столь поспешная эволюция самочувствия мертвой. В этой эволюции он даже усмотрел угрозу для себя лично.
– Предупредите меня, когда Вам станет совсем хорошо… я тогда уйду, – пообещал Редингот, но мертвая вдруг припала к его груди.
– Вы зачем припали именно к груди? – подозрительно спросил Редингот.
– А какой у меня выбор? – полезла на рожон мертвая. – Припадают либо к груди, либо к коленям, а больше ни к чему не припадают. Извините, если я ошиблась – я исправлюсь!
И она припала к коленям Редингота.
– Довольно, – сказал Редингот, – встаньте. Как Вас зовут?
– Меня зовут Умная Эльза, – ответила мертвая, вставая и отряхивая подол.
– Вас неправильно зовут, – заключил Редингот. – Лучше называть Вас Безумная Эльза.
– Называйте меня хоть горшком, – не мелочась, предложила Умная Эльза.
– Ладно, Горшок, – сказал Редингот. – Слушай меня…
– Слушаю, Японский Бог!
– Вы поедете в Японию прокладывать по ее территории правильную окружность из спичек, поскольку, судя по наведенным мною справкам, в живых тут больше никого не осталось.
– Одна поеду или мы вместе поедем, Японский Бог?
– Одна. Мне надо найти Марту.
– Она воспитатель мертвецов, – вдруг сказала Умная Эльза.
От этого сведения все похолодело в маленьком животе Редингота, хотя там особенно ничего и не было. Но, не подав виду, он сказал:
– Воспитывать мертвецов – ее призвание. А специальность – лепить из хлеба голубей и голубиц. Она тут в этом качестве не проявлялась?
– Ну, как же… Однажды мне передали от нее через третьи руки голубицу. Белую.
– Красивую? – смахнув ностальгическую слезу, спросил Редингот.
– Я не успела рассмотреть… я ее сразу съела.
– Вы животное, – тихо резюмировал Редингот.
– У нас тут голод свирепствовал, – еще тише сказала Умная Эльза. – А голубица ведь из хлеба была…
– Где сейчас находится Марта? – быстро спросил Редингот, чтобы не чувствовать необходимости извиняться перед Умной Эльзой.
– Марта – это миф, – ответила та.
– То есть… как? – Редингот даже испугался.
– Ну, ее не существует… Иногда только то тут, то там появляются голуби и голубицы, которых кто-то кому-то когда-то от нее передал… У меня, правда, есть подозрение, что Марту однажды видела я… Но, скорее всего, это сон: мне снятся очень реалистические сны… правда, чаще всего кошмарные – про Канарские острова, про Случайного Охотника…
– Не знаю, как Случайный Охотник, но Марта не миф, – убежденно сказал Редингот. – Я был знаком с Мартой.
– В каком веке? – задала осмысленный вопрос Умная Эльза.
– А сейчас какой? – осведомился Редингот.
Умная Эльза ничего не ответила. Тогда и Редингот ничего не ответил Умной Эльбе – он просто махнул рукой.
– Едем в Японию, Японский Бог, – сказала Умная Эльза. – Марту все равно не найти. Потому что никаких март на свете не бывает.
– Марты на свете бывают, – возразил Редингот. – Марты и ласточки на свете бывают.
– Ласточки? – повторила Умная Эльза. – Ласточки бывают.
Отправив Умную Эльзу подальше в Японию, Редингот с криками отправился на поиски Марты.
Едва заслышав его крики, мертвые жители Змбрафля собрались вокруг и спросили:
– Вы чего кричите?
– Я кричу потому, что ищу Зеленую Госпожу Марту.
Тут мертвецы стали наперебой рассказывать ему легенды – одну прекраснее другой – о детстве Марты, о ее юности, зрелости, старости и, наконец, о ее смерти во славу Одной Идеи, которая в доисторические времена завладела сердцами лучших умов человечества. По их словам выходило, что Марта была праматерью всех ныне живущих в Змбрафле, – и Редингот окончательно утратил ориентацию во времени. Ему даже на мгновение показалось, будто вопрос Умной Эльзы о том, в каком веке он был знаком с Мартой, принадлежит к разряду действительно осмысленных вопросов… потому что ведь кто знает, сколько на самом деле прошло с тех пор, как все началось! Спросите кого угодно, вот хоть и автора настоящего художественного произведения: давно ли все началось? Уверяю вас: кто угодно, в том числе и автор настоящего художественного произведения, пожмет плечами.