- Посмотрю, - нет, неописуемый все же бас! - Посмотрю, конечно. Теперь уже Рекрутов близко-близко наклонился к постели - и вдруг с тихой улыбкой погладил девушку по щеке, тут же однако от постели отшатнувшись: Аид Александрович возвращался - и не один, а с высоким молодым человеком в случайном халате на плечах: это без двадцати-то двенадцать ночи! Ничего себе, посещение…
- Присядьте, - Аид Александрович нажал на плечо в случайном халате. - Быть здесь запрещено, но Вы побудьте недолго, Вы уговорили меня всего. - И - к Рекрутову: - Идемте.
…Первое, что увидела Эвридика, было: Orpheus - синим по белому. Она незамедлительно закрыла глаза. Ну, что ж… Тартар так Тартар. Правда, смешно немножко: полное совпадение с мифом. И даже как-то нарочито. А если бы меня назвали Афродита… Клеопатра… Надо припомнить, как я умирала: могут спросить. Смерть показалась ей экзаменом. Значит, сначала я все-таки попыталась обернуться, но, кажется, не успела: был удар по всему телу - с размаху по всему телу. Дальше - долгий полет сквозь длинный темный коридор и в конце его - слово "Orpheus ". Вроде, все так. И она опять открыла глаза: прямо перед ней сидел Статский. Эвридика вздрогнула, зажмурилась, стала наблюдать через щелочки. Действительно, Статский. В белом халате. Лацкан отогнут. Из-под лацкана - свитер. На свитере - большой значок с надписью "Orpheus". Так умерла она или не умерла?.. Эвридика не успела ничего с этим решить: все поплыло перед глазами. Частые сухие шаги по коридору…
- Доктор, - взмолился Петр, - если она открыла глаза, то…
- Глубокий шок. - Аид Александрович мельком взглянул на Эвридику. - С возможным серьезным повреждением центральной нервной системы в случае возобновления соответствующей эмоции. Пока все.
- А дальше?
- Дальше ни за что не ручаюсь. Положение очень серьезное. А Вы муж Эвридики?
- Эвридики?
- Ну да… так ведь зовут девушку?
- Так, так, - поспешил ответить Петр. - Вообще-то я пока что не муж… Но скоро буду мужем. Простите, как Ваше имя-отчество?
- Аид. Аид Александрович.
- Господи!.. - не сдержался Петр.
- Понимаю Вас, - коротко кивнул врач. - Многовато для одной ситуации: Эвридика да еще Аид. - И улыбнулся: - Мужайтесь.
Петр подхватил улыбку на лету - как успел: улыбнулся в ответ - почему-то только левой стороной губ.
- Мне можно тут быть… еще?
- Увы, нет. Я не знаю, какое впечатление произведет на нее Ваш вид. А ей сейчас нужны только слабые эмоции. До свиданья.
- До свиданья. - Петр посмотрел на Эвридику. - Но… как я узнаю, когда можно прийти?
- Вызывайте прямо меня - я все сообщу Вам.
- Спасибо. Спасибо… Аид Александрович.
- Да, - остановил его врач. - Тут вот сумочка. Сведения из студенческого билета мы выписали, пока хватит. Родителям, конечно, Вы сами сообщите?
- Сам, - сказал Петр.
- Вы не очень уж… - послал ему вслед Аид Александрович.
- Спасибо.
На улице Петр открыл сумочку. Вот он, студенческий билет: Эвридика Эристави… потрясающе! Записная книжка… на "Э" пусто. Конечно, кто ж записывает собственный телефон, надо просто позвонить по любому номеру: может быть, дадут адрес, если это вообще в Москве. В Москве, а не в Тбилиси, например! Так, буква "К"… Ну, вот хоть, скажем, Колобкова Света.
- Алло?
- Света, меня зовут Петр, здравствуйте. Простите, я поздно…
- Здравствуйте очень приятно а Вы кто?
- Я знакомый Эвридики. Мне в данный момент нужен ее адрес.
- Это очень странно что Вы знакомый Эвридики а адреса ее у Вас нет и как же Вы можете думать что я дам Вам ее адрес когда я не знаю в каких Вы отношениях с Эвридикой и уже ночь!
- Видите ли, тут случилось несчастье, ее машина сбила. Я с ней ни в каких отношениях.
- А откуда Вы знаете что ее машина сбила если Вы ни в каких отношениях простите конечно что я интересуюсь…
- Это долгая история, Света. Мне сейчас не до того, мне адрес нужен.
- Зачем?
- Странный вопрос. - Петр уже почти озверел. - Я должен сообщить ее родителям.
- А ее где машина сбила не около дома?
- Но Света… - взревел Петр. - Я же не знаю, где ее дом, как я могу сказать, около или не около!
- Все-то Вы наверное врете Вам просто адрес ее нужен вот Вы и… а мой телефон откуда у Вас да еще в такое время?
- Вы дура, Колобкова Света. - И Петр повесил трубку: в самом деле, невозможно больше!
Следующим был номер, состоящий почти из одних восьмерок.
- Да, - ответил низкий мужской голос, и тут только Петр заметил, что напротив номера нет ни фамилии, ни даже инициалов.
- Здравствуйте… С Вами говорит Петр… Петр Ставский. Простите, что беспокою Вас так поздно, но ситуация крайняя…
- Добрый вечер, - не представились в ответ.
- Дело в том, что… простите, я не знаю, с кем говорю, мне нужен адрес Эвридики Эристави. Или хотя бы телефон, но лучше адрес. Тут такая история… ее машина сбила на улице, мы имя узнали из студенческого билета, он в сумочке был, а адреса ее нет в записной книжке - и в университет поздно звонить: ночь уже… Ее не насмерть машина сбила, Эвридика жива. Надо как-то родителям сообщить.
- Молодой человек, а Вы были при катастрофе, позвольте спросить?
- Да, - не стал отрицать Петр, - мне едва удалось вытащить ее из-под колес.
- О, господи, - простонали в трубке, - как же Вы нерасторопны, как преступно Вы нерасторопны! Страшно, когда в такую минуту рядом оказывается увалень вроде Вас! Вот уж никому не пожелаешь!
- Я…я не понимаю… Я сделал все, что мог, - оправдывался Петр, смутно начиная чувствовать роковую какую-то свою вину.
- А… ладно, записывайте адрес, чего уж тут!.. Маму Эвридики зовут Нана Аполлоновна, а папу и бабушку… я пока не знаю или забыл. И впредь будьте внимательнее.
Трубку опустили. Петр не понял конца реплики, но вдумываться не стал, а поехал на станцию "Аэропорт": оказалось, что они с Эвридикой жили почти рядом.
Улица Черняховского, писательские дома. Пройти в арку, направо… Он остановился у подъезда: как это все сказать?.. Одно дело - по телефону неизвестно кому… Нана Аполлоновна, значит. Ох-ты-боже-мой.
Дверь в квартиру, конечно, не открыли: смотрели в глазок. Петр подождал, позвонил еще раз, хоть и ясно было, что за дверью кто-то стоит.
- Вам кого, молодой человек? - Женский голос, сильно испуганный.
- Вы Нана Аполлоновна, мама Эвридики?
- Да, но кто Вам сказал? - В голосе - ужас.
- Откройте, пожалуйста… Не могу же я объясняться через дверь!