– Зачем? – спросил на этот раз уже Зайцев.
– Американские «Зевсы» излучают не только волны, взламывающие ионосферу, но и волны, способные воздействовать на психику людей, вызывать у них депрессию, панику, страх, агрессивные состояния и даже суицидальные настроения. Защитных устройств и методов от этого не существует, хотя мы работаем в этом направлении.
Теребунов с сочувствием посмотрел на Афанасия.
– Не завидую я тебе, майор. Может, передумаешь?
– Нет! – сжал зубы Афанасий, понимая, что его провоцируют.
Присутствующие в кабинете оживились, обменялись понимающими улыбками.
– Что ж, коллеги, он в вашем распоряжении, – сказал Зайцев с прорвавшимся сожалением. – Отдаём лучшего, надеясь, что и вы нам когда-нибудь ответите тем же.
Черняк и Семёнов дружно встали.
– Разрешите удалиться? – Черняк сверху вниз посмотрел на Афанасия. – Идёмте, майор, время не ждёт.
Афанасий на секунду растерялся, глянул на Теребунова.
– Но я не сдал…
– Потом, – махнул рукой Теребунов, – по сути всё готово, осталось только подписать приказ и неразглашение.
Афанасий встал, но мысль, уже раз высказанная им замначальнику управления, вернулась.
– Андрей Витальевич, – обратился он к Зайцеву, – нельзя ли вместе со мной перевести одного из бойцов группы?
Зайцев сдвинул брови, формулируя ответ, но его опередил Черняк:
– Андрей Витальевич, а если всю группу? Мы за ценой не постоим, как говорится.
– Тогда уж и всё управление, – проворчал Зайцев. – Всю группу передать я не смогу. Одного бойца… не знаю пока, рассмотрим вопрос.
– Кого ты хотел? – полюбопытствовал Теребунов.
– Дохлого, – сказал Афанасий, вызвав оживление у гостей из ВГОР.
– Дохлых и у нас хватает, – усмехнулся Черняк, покосившись на спутника; Семёнов при этом остался совершенно равнодушным, словно не слышал реплику полковника.
– Дохлый у нас – это сержант Семён Марин, – пояснил Теребунов. – Лучший снайпер всех времён и народов.
– Вообще-то нам такие спецы не помешали бы, – вдруг изрёк Семёнов, выпятив нижнюю губу. – Может, отпустите парня?
– Мы попробуем прикинуть варианты, – нехотя кивнул Зайцев, удивив одновременно и Пахомова, и командира «Альфы».
Теребунов побагровел, открыл рот, чтобы возразить, и замначальника управления мягко добавил:
– Николай Анатольевич, приказано сотрудничать с коллегами в режиме наибольшего благоприятствования. В конце концов, одно дело делаем – Родину защищаем. Изыщи возможность перевода сержанта Дох… Марина.
Теребунов стиснул зубы, борясь с овладевшими им чувствами, но воля у него была железная, и возражать он не стал.
– Группу придётся расформировать.
– Это уже наши проблемы. Найдём замену. Николай Анатольевич, закончи бумажную волокиту с переводом как можно быстрее. Насколько я понял, это важно.
– Совершенно верно, – кивнул Черняк. – Намечается срочное дело в северных широтах, и майор Пахомов нужен нам уже сегодня.
– Хорошо, я вас понял. – Зайцев кинул взгляд на Афанасия. – Вы свободны, майор.
– Подождите нас в приёмной, – сказал Черняк.
Пахомов встал, картинно щёлкнул каблуками и вышел, ошеломлённый скоростью решения проблемы.
– Получил нагоняй? – сочувственно осведомился адьютант начальника управления, оценив мину Афанасия.
– Да уж, – очнулся он, сделав огорчённое лицо. – Переводят меня… на Север… в пограничники.
– За что?! – не поверил молоденький капитан.
– За превышение служебных полномочий, – серьёзно сказал Пахомов и, кивнув на прощание капитану, направился на выход, ещё сам не до конца осознавая, что посещает управление спецопераций в последний раз.
Домой его привезли к девяти часам вечера, но впечатление было такое, будто он трое суток просидел в засаде на горной тропе, а потом ещё и воевал с бандгруппой: голова сверкала и дымилась, поясница стонала, ноги гудели.
Поднявшись в квартиру, Афанасий с трудом стащил с себя одежду, доплёлся до ванной и встал под душ.
Облегчение наступило почти мгновенно. Вода действовала на него как на рыбу, выброшенную на берег и получившую возможность вернуться в родную стихию, и он подозревал, что его предками были если не дельфины, то осьминоги точно.
Шёлковый халат, подаренный ему Светланой, скользнул по коже, остудил разгорячённое тело.
Афанасий прилёг на кровать с бутылочкой холодного кваса, предпочитая его всем остальным напиткам. Подумалось с лёгкой грустью: а ведь придётся в скором времени съезжать и отсюда. Интересно, эта кочевая жизнь когда-нибудь закончится? Сколько переездов он совершил за годы после окончания института?
Память выдала цифру семь. Что ж, цифра замечательная, но окончательная ли? Теребунов сказал на прощание, что ему дадут жильё в Королёве, где располагался Центр управления ВГОР, но пока он может пожить и в этой квартире. Пока – это сколько времени? День, неделю, месяц?
Мягко мяукнул телефон.
Вставать было лень, и Афанасий скомандовал браслету айкома, лежащему на стуле:
– Включись на громко.
Зуммер вякнул, раздался вежливый мужской голос:
– Командир, не спишь? Минута есть?
– Дохлый? – удивился Афанасий.
– Он.
– Что случилось?
– Да я балдею, если честно. Мне предписано быть завтра утром в Раменском. Якобы нас с вами переводят в какую-то охрану.
Афанасий улыбнулся.
– Точно, переводят.
– Что это ещё за охрана такая? Мы же боевые мужики.
– Всем охранам охрана, можешь быть спокоен.
– Ладно, коли так. А остальные как же?
– Остальные будут служить с другим командиром, Сеня.
– Но это же… порвижопс! звыняйтэ за грубство.
– Ничего, Сеня, переживут, это обычное дело. Мне их тоже будет не хватать.
– Да я понимаю, приказали – пошли… но хоть что это за охрана всё-таки? Зачем нас туда бросили?
– Ты мне веришь, Дохлый?
– Что за вопрос? – возмутился Марин.
– Тогда поверь, что мы пошли на повышение. Завтра в Раменском познакомлю с новой группой. Никому ни слова!
– Понял.
– Вернёмся – простимся с ребятами как положено.
– Значит, всё серьёзнее, чем я думал. Когда нужно быть в Раменском?
– Я за тобой заеду в семь утра, будь готов.