— Да, — тихо сказал Нидек. — Я понимаю это, целиком и полностью.
Ройбен поднялся.
— Вам нужны личные вещи Феликса? — спросил он. — Вы их, безусловно, получите. Я собирался выкупить их лишь потому, что считал, что этого хотела бы Мерчент, хотела, чтобы я о них позаботился, проследил, чтобы они были надлежащим образом сохранены. Намеревался принести их в дар библиотеке или академии, сам не знаю. Но они ваши. Приходите и берите их. Берите. Они ваши.
Оба юриста заговорили одновременно, Саймон бурно возражал, говоря, что слишком рано приходить к подобному соглашению, что уже частично уплачены деньги за эти вещи, что требуется новая инвентаризация, возможно, намного более подробная, чем та, которая была проведена ранее. Артур Хаммермилл тихо возражал, почти что враждебно, что ему никто не говорил, что эти вещи достойны называться музейными экспонатами и что все это должно быть подробно рассмотрено.
— Вы можете забрать эти личные вещи, — сказал Ройбен, вежливо игнорируя перепалку юристов.
— Благодарю вас, — ответил Нидек. — Даже сказать не могу, как я вам благодарен.
Саймон принялся перебирать бумаги и делать пометки, а Артур Хаммермилл — что-то спешно набирать в своем «Блэкберри».
— Позволите ли вы мне посетить вас? — спросил Ройбена Нидек.
— Безусловно, — ответил Ройбен. — Можете приезжать в любое время. Знаете, где мы находимся. Наверняка всегда знали. Я сам хотел вас пригласить. С удовольствием…
Нидек улыбнулся и кивнул.
— Хотел бы я, чтобы я мог поехать к вам прямо сейчас. К сожалению, мне надо уезжать. У меня мало времени. Меня ждут в Париже. Я встречусь с вами очень скоро, так скоро, как только смогу.
Ройбен почувствовал, что готов расплакаться от облегчения.
Нидек внезапно встал, и Ройбен тоже встал.
Они сошлись у стола, и Нидек снова пожал ему руку.
— Молодым суждено открывать Вселенную заново, — сказал он. — И они принесут эту новую Вселенную нам, как их дар.
— Но иногда молодые совершают ужасные ошибки. Молодые нуждаются в мудрости старших.
Нидек улыбнулся.
— И да, и нет, — сказал он. А потом процитировал де Шардена, те слова, которые произнес Ройбен совсем недавно. — «Зло неизбежно возникает в ходе творения, идущего во все времена».
И вышел, а Артур Хаммермилл ринулся следом за ним.
Саймон пребывал в форменном приступе гнева. Попытался усадить Ройбена обратно в кресло.
— Ты знаешь, что твоя мать хочет, чтобы ты повидался с этим врачом, и, честно говоря, я думаю, у нее есть на то причины. — Он готов был разразиться пространной лекцией и допрашивать Ройбена. Все прошло не так, как надо, им надо еще все обговорить, нет, все совсем не так, как должно было быть. — И тебе следует немедленно позвонить матери.
Но Ройбен знал, что одержал победу.
А также прекрасно понимал, что не имеет возможности что-либо разъяснить Саймону, как-то его успокоить, утешить. Так что прямиком направился в соседнюю комнату, чтобы забрать Лауру и уехать.
Когда он вошел туда, то увидел Нидека. Тот стоял рядом с Лаурой, держа ее правую руку обеими своими, и тихо, доверительно разговаривал с ней.
— …вам более никогда не будет угрожать опасность подобного вторжения.
Лаура тихо поблагодарила его за его заверения. Она была слегка шокирована.
Улыбнувшись Ройбену и слегка поклонившись Лауре, Нидек немедленно вышел в коридор со множеством темных деревянных дверей.
Как только они оказались одни в лифте, Ройбен обратился к Лауре.
— Что он тебе сказал?
— Сказал, что был исключительно рад встрече с тобой, — ответила она. — Что ему стыдно за поступки его друга, что к нам больше никогда и никто не придет так, как пришел он, что…
Она умолкла. Выглядела она несколько потрясенной.
— Это же Феликс, так ведь? Этот человек и есть самый настоящий Феликс Нидек.
— Несомненно, — ответил Ройбен. — Лаура, мне кажется, я выиграл этот бой, если это вообще был бой. Думаю, мы все выяснили.
Они отправились в ресторан, чтобы поужинать, и по дороге он подробно, насколько мог, пересказал их разговор.
— Он явно был искренен с тобой, — сказала Лаура. — Он ни за что не стал бы разговаривать со мной, успокаивать меня, не будь он искренен.
Она невольно поежилась.
— И, возможно, он знает все ответы на все вопросы и искренне желает поведать тебе все, что ему известно.
— Будем надеяться, — ответил Ройбен. Он едва мог сдержать охватившие его радость и чувство облегчения.
Они приехали в кафе на Норт-Бич задолго до обычного времени ужина и без проблем нашли себе столик у стеклянных дверей. Дождь ослаб, просвечивало голубое небо, добавляя радости к хорошему настроению Ройбена. Несмотря на холод, люди сидели за уличными столиками. Авеню Коламбус, как всегда, была полна машин. Город выглядел ярким и свежим, вовсе не тем мрачным ночным призраком, от которого он сбежал.
Ройбен был опьянен успехом и не скрывал этого. Будто проблеск голубого неба среди дождя, так он это чувствовал.
А когда снова подумал о том, как Феликс стоял, держа в руках руку Лауры, разговаривая с ней, то едва не расплакался. Он гордился ею, гордился тем, как прекрасна она была тогда, в простых серых шерстяных брюках и свитере, подтянутая, ухоженная и блистающая. Она, как обычно, перевязала седеющие волосы у шеи лентой, а на прощание ослепительно улыбнулась Феликсу.
Ройбен с любовью глядел на нее. Теперь ты в безопасности. Он не позволит, чтобы с тобой что-то случилось. Он специально задержался, чтобы заверить тебя в своих добрых намерениях. Увидел, как ты прекрасна, нежна и чиста. Ты не я. А я — не ты. Он не пойдет против своего слова.
Ройбен заказал обильный ужин итальянской кухни — салат, суп минестроне, каннелони, телятину и багет.
Хрустел салатом, продолжая пересказывать Лауре свой разговор с Нидеком, когда пришла эсэмэска от Селесты. «SOS. Это касается нас».
«Рассказывай», — ответил он.
«Мы еще вместе или как?» — спросила она.
«Главное, чего я хочу, так это того, чтобы мы остались друзьями», — набрал он большими пальцами.
Если это грубо, жаль, очень жаль, но он должен был сказать это. Было бы совершенно нечестно по отношению к ней оставлять все как есть.
«Значит ли это, что ты не ненавидишь меня за то, что я с Мортом?» — написала она.
«Я рад, что ты теперь с Мортом», — ответил он. На полном серьезе. Он знал, что Морт будет рад этому. Наверняка. Морту всегда нравилась Селеста. Если она наконец-то ответила на его чувства, приняла его таким, какой он есть, гением в мятом и пыльном костюме, с взъерошенными волосами и отсутствующим выражением лица, что ж, это круто для них обоих.