Дальше к северу, где лес был таким же густым, как и в его поместье, он уловил запах самца-лося, хотел погнаться за ним, но не стал. Мечтал о полях, полных пасущихся овец, чтобы распугать их своим рыком, а потом догнать самую большую, чтобы вцепиться в покрытую шерстью шею клыками и насытиться горячей, еще живой бараниной.
Но он знал, что ему нельзя попадаться на глаза людям, здесь, на своей территории, нельзя далеко уходить от Лауры, спящей на большой кровати в сорочке из фланели и кружев, той, которую он будил, возвращаясь, прикасаясь к ней звериными лапами и звериными поцелуями.
Но достаточно ли ему этих чудесных ночей, в этих прекрасных лесах, принадлежащих ему? Они были лишь бледной тенью шума городов, лежащих к югу отсюда, манящих тысячами голосов, перемешанных меж собой. Сад боли, я тоскую по тебе. Что крики зверей в сравнении с голосами разумных существ? Сколько еще он сможет продержаться тут?
В своем роде сейчас ему было легче и проще, даже несмотря на постоянные визиты полицейских.
Он читал книги про вервольфов, «свидетельства» тех, кто видел людей-волков по всему миру, от тибетских йети до калифорнийских бигфутов. Прочесывал всю доступную информацию, ища хоть какие-то упоминания о почтенных джентльменах, тех, что глядели на него с фотографии над камином. И ничего не нашел.
Он подробно изучил дом, не переставая думать о том, что может так случиться, что этот дом снова вернется во владение Феликса, но пока что это был его дом, и он все так же его любил. То и дело принимался за поиски потайных дверей и комнат вместе с Лаурой.
Как-то к нему пришли несколько местных. Нина, девочка, учившаяся в старшем классе школы, которую он впервые повстречал, когда был здесь с Мерчент, часто бродила в лесу рядом с домом, но теперь Гэлтон запретил ей это. Вся в слезах, она принялась объяснять, что значило для местных гулять в лесу на территории поместья. Лаура пригласила путешественников в дом, попить чаю, и они быстро пришли к соглашению. Всем разрешалось гулять по лесу днем, но никаких ночных походов и стоянок. На это Ройбен был согласен.
Позднее Лаура объяснила ему, что прекрасно понимает этих людей, что для них значит возможность гулять в лесу. Иногда она и сама бы хотела, чтобы их здесь было побольше. Бывало, что здесь ей становилось очень одиноко.
— Я никогда и нигде ничего не боялась всю свою жизнь, — сказала она. — Особенно — в калифорнийских лесах. А вот вчера была готова поклясться, что кого-то видела среди деревьев, что кто-то следил за домом.
— Может, кто-то из этих гуляющих, — пожав плечами, предположил Ройбен.
Она покачала головой.
— Непохоже. Хотя, возможно, ты прав. Мне просто надо привыкнуть к дому. Здесь не опаснее, чем в Милл Вэлли.
Они сошлись на том, что это может быть и какой-нибудь репортер.
Ему не нравилось то, что она встревожена. Он был уверен, что способен услышать и почуять любого, замыслившего зло. Но она не могла. Поэтому он решил никогда не оставлять ее одну, если только не возникнет неотложной необходимости.
Пришлось свернуть горы, чтобы добиться права установить большие ворота с механическим приводом на дороге, ведущей к дому через его землю, просто для того, чтобы репортеры не приезжали сюда на машинах, постоянно желая попасть на место первого появления Человека-волка, в свете шумной славы, окружившей теперь Стюарта. Конечно, репортеры и операторы могли добраться и пешком, но, по крайней мере теперь, они не подъезжали на машинах прямо к дому.
Гэлтон снова и снова говорил, что скоро все это стихнет, как бывало и раньше. Нечего волноваться. Он и его помощники постоянно приходили, проводя ремонт в спальнях, делая проводку, крася и оклеивая стены, налаживая электрику и прочее оборудование.
«Вот что значит жить в таком доме», — подумал Ройбен. По крайней мере пока что. Скоро тишина вернется сюда. Возможно, вернется и Феликс.
Лаура взяла на себя заботы с зимним садом и сотворила там сущий рай, окружив раскидистое дерево фикуса небольшими лимонными и апельсиновыми деревьями и посадив разнообразные цветущие лианы — вьющуюся жимолость, жасмин, пурпурный вьюнок, — которые закрыли стальной каркас и придали зимнему саду более изящный вид. В кадках росли кустовые розы с цветами, как с картинки. А орхидеи окончательно оправились от переезда и были усыпаны роскошными соцветиями. Лаура повесила на крюки небольшие лампы дневного света, чтобы компенсировать отсутствие солнца зимой. А еще они нашли симпатичный камин в викторианском стиле, отделанный покрытым белой эмалью деревом, чтобы в зимнем саду было теплее и им самим, и растениям. Каждый вечер Ройбен и Лаура ужинали в зимнем саду, у фонтана, за белым мраморным столом.
Среди недели Ройбен сделал такое, что сам себе поразился. Он никогда бы не подумал, что способен на такое. Найдя в Петалуме небольшой магазинчик подержанных компьютеров, где не было камер видеонаблюдения, он пришел туда, одетый в футболку с капюшоном в очках, и купил за наличные два старых эппловских ноутбука.
Злился на то, что Феликс исчез, не сказав ни слова. Мучился беспокойством за Стюарта. И жаждал обрушиться на зло, таящееся в городах на юге.
И тогда, подключив к Интернету один из купленных компьютеров, он создал адрес электронной почты под именем Вера Люпус и написал пространное письмо, чтобы отправить в «Сан-Франциско обсервер».
Это письмо было большим, ничем не ограниченным, и, по сути, представляло собой гневное обращение к Феликсу Нидеку с просьбой прийти и помочь.
Для того чтобы отправить его совсем анонимно, надо было просто приехать на машине в любой город, припарковаться где-нибудь рядом с отелем или мотелем, за пределами видимости камер наблюдения, подключиться к сети Wi-Fi для постояльцев и нажать кнопку отправки.
Тогда никто не сможет отследить ни письмо, ни почтовый ящик, ни компьютер.
Но он не стал отправлять письмо. В нем было слишком много мольбы, гнева, признаний в том, что он не знает, что делать. Слишком много жалости к себе, сожаления о том, что «нет у него мудрого хранителя тайн», который бы наставил его. Все ошибки — его собственные, ведь так? Жизнь Стюарта в опасности. Как он может винить в этом Феликса? Ему хотелось исповедаться, найти понимание. А в следующее мгновение хотелось ударить Феликса.
И он не стал отправлять письмо Человека-волка. Спрятал компьютер в старом корпусе котла, в погребе. И стал ждать.
Временами на него находило черное уныние. «Если этот мальчик умрет, я с собой покончу», — думал он. Но Лаура предостерегла его. Он не должен оставлять ее, не должен оставлять свою судьбу, оставлять неразгаданной эту загадку. Так что, если он действительно хочет причинить себе вред, сотворить нечто ужасное, проще сразу признаться во всем матери и сдаться властям. Когда же он подумал, что все это будет значить для Феликса, то окончательно отказался от этих мыслей.
— Жди Феликса, — сказала ему Лаура. — Не забывай об этом. Когда тебе становится плохо, задумайся. Скажи себе: «Я не буду делать ничего, пока не приедет Феликс». Пообещай мне, что сделаешь так.