— Все так серьезно?
— Да, «Конча и Торо» сильно пострадала, они потеряли много вина, виноград некому собирать, сборщиков некуда селить, «Casa Silva» серьезно пострадала, да и портам досталось, Вальпараисо работает вполсилы.
Через несколько часов компания въехала в Курико. Город начал восстанавливаться. Появились вода, свет и Интернет.
— Где у него офис?
— Здесь у него не было офиса, он жил в гостинице.
Через двадцать минут вся компания была около гостиницы, где снимал номер Грегуар. Гостиница была сильно разрушена. О постояльцах ничего не было известно.
— Что будем делать?
— Пойдем в мэрию, может, что узнаем.
В мэрии сказали, что в этой гостинице никого не нашли, и спасатели уже неделю как закончили разбирать завалы:
— Сейчас не сезон, гостиница была почти пустая, так, несколько человек.
— А что с ними?
— Мы не знаем, числятся без вести пропавшими.
— Значит…
— Скорее всего так, мне очень жаль, простите, у нас много работы.
Макс включил телевизор. Шли местные новости: «Крупнейшие винодельни страны собрались для обсуждения дел в отрасли после землетрясения. По предварительным данным организации „Вина Чили“, страна потеряла в ходе землетрясения 125 миллионов литров вина. Пострадал, в основном, урожай 2009 года, хотя, например, хозяйство „Монтес“ лишилось пятой части запасов элитных вин предыдущих урожаев. Как сообщалось ранее, больше всех пострадала винодельня „Конча и Торо“, хотя потери не фатальные. Пострадали хозяйства в Курико и Мауле. Шестую часть запаса вин потеряла винодельня „Вью Мане“. Стихия ударила буквально за декаду до начала сбора урожая.
Последний подобный удар по виноградарству Чили нанес знаменитый Эль Ниньо в 1998 году. Но сегодняшние последствия превосходят по масштабам события двенадцатилетней давности. Однако все производители с оптимизмом смотрят на урожай 2010 года. Это будет великолепный урожай. Как говорят французы, чтобы лоза родила великое вино, она должна страдать».
— Ты слышал, Макс, похоже, Роббер прав.
— Да, все может быть, эта теория о вулканическом пепле мне кажется интересной.
— Но, Макс, это всего лишь удобрение почвы, неужели ты думаешь, что можно сделать особенное вино, только использовав вулканический пепел?
— Не знаю, над этим надо думать и экспериментировать. Но то, что я узнал в Украине и в Италии, и здесь подтверждает мою теорию.
Позвонил Роббер.
— Макс, пока ничего.
— Робберти, я уже привык к этим твоим словам, может, мы перестанем его искать, это только больно ранит меня.
— Тебе легче думать, что его уже нет?
— Нет, дядя, не легче, просто мой разум говорит, что это так, надеяться не на что.
— Хорошо, сынок, я думаю, ты прав.
— Мы с Ласаль поедем домой к матери.
— Когда думаете вылетать?
— Через неделю.
— Ладно, позвонишь мне перед отъездом.
— О'кэй.
Через неделю Макс и Ласаль прилетели в парижский Орли. В столице было холодно и очень дождливо.
— Да, это не Чили.
— Бордо тебе понравится.
Они взяли машину напрокат, и вечером Ласаль стояла около замка Шанталье.
— Не может быть, Макс, это же замок!
— Да, замок.
— Макс, это же настоящий замок, а ночью здесь, наверное, страшно.
Максу передалось волнение Ласаль. Он посмотрел на свой дом глазами другого человека. А ведь как он мог не замечать таких простых вещей? Все его предки работали не покладая рук, только чтобы через двести лет он, Макс Шанталье, получил этот замок в наследство.
— Но Роббер говорил мне, что у вас полуразвалившееся поместье, а здесь настоящий французский замок. Боже, Макси, я еще больше люблю тебя.
— Ласаль, ты меня пугаешь.
— Не бойся, я буду тебя любить, даже если это превратится в развалины.
— Я тебе почти верю.
— Сынок, — это был голос Моники.
Моника встречала их в саду.
— Сынок, здравствуй.
— Здравствуй, мама, это Ласаль.
— Здравствуйте, — тихо сказала Ласаль.
Моника кивнула в знак приветствия и позвала их в дом.
— Что с отцом?
— Мам, он числится без вести пропавшим.
— Ясно.
— Все еще может быть.
— Не надо, Макси, ты же знаешь, Шанталье уходят не прощаясь.
— Не прощаясь?
— Но ведь отец тебе говорил, что это семейная традиция, вот и мой Грегуар ушел не прощаясь.
— Мама?
— Но ты ведь знаешь про Арсена.
— Да, отец мне рассказал. Но ты почему это знаешь?
— Знаю.
— Мама?
— Я нашла Арсена в погребе еще живым.
— И ты молчала?
— Он потребовал, чтобы я ушла.
— И ты ушла?
— Нет, я сначала не поняла, что с ним происходит, и хотела вызвать неотложку.
— И что?
— Я побежала вызывать «Скорую», а он заперся в подвале.
— И что потом, они приехали?
— Нет, твой отец остановил меня.
— И вы просто ждали, когда он умрет?
— Макс, мы не вправе распоряжаться его жизнью.
— Значит, один я не знал.
— Сынок, мы забыли про нашу гостью, что она про нас подумает?
— Да нет, мне так все интересно, не успела попасть в настоящий французский замок, и уже проникла в какие-то тайны.
— Ласаль, я потом тебе расскажу.
— Да нет, не надо, это ваши тайны.
— Ладно, дети, пойдемте пить чай.
Они долго сидели у камина, пока часы не пробили полночь.
— Мне пора спать, а вы еще посидите.
— Хорошо, мам.
— Сынок, отведи меня в комнату, а то ноги что-то не слушаются.
— Давай, мам, пойдем.
Макс проводил мать до спальни, когда засыпающая Моника ожила:
— Сынок, это та девушка.
— Мама, ты ее знаешь один вечер.
— Женись на ней.
— Ма, но ведь ты ее не знаешь, и потом Ласаль почти молчала весь вечер.
— Мне ничего не нужно знать, я видела, как она на тебя смотрит, это она, сынок.