«Каждый день я был так чертовски пьян, что сама смерть боялась подойти ко мне».
Зал молчал.
— Итак, возвращаемся к нашим Валтасарам. «Магнум» — гордость и надежда любого коллекционера, особенно если это наши французские гранды, в магнумах вино созревает медленно и вдумчиво, вино в магнумах всегда дороже, чем две стандартные бутылки. Дальше идет «Двойной Магнум», а потом идут бутылки, названные в честь библейских царей. Итак, «Иеробоим» — это 5 литров, «Салманасар» — 9 литров, «Валтасар» — 12 литров и наконец «Навуходоноср» — 15 литров.
Какие смешные названия, подумал по себя Макс, и при чем тут Валтасар да еще и какой-то Навуходоноср. Это то ли Библия, то ли школьная история. Макс уже мыслями был с Анлор, он уже не мог дождаться момента, когда возьмет ее за руку и не отпустит до самого вечера. Сегодня шикарная погода, теплый осенний день. И все-таки странно, зачем Жюно им про Валтасара. Да, Макс помнил из школьной истории про «Пиры Валтасара». На него напали враги, а он, Валтасар, насмехаясь над врагами, закрыл городские ворота и закатил пир на всю ночь. Точно, на пиру пили вино, вот зачем Жюно нам об этом рассказывает…
— Да, и напоследок запишите — бутылки «Валтасар» и «Навуходоноср» почти не используются для розлива тихих вин, а, в основном, для шампанского.
— Макс, Макс, пошли, лекция кончилась, — Анлор дергала Макса за рукав куртки.
— Что?
— Ты идешь со мной гулять?
— Что он говорил про шампанское?
— Кто?
— Жюно.
— А, в очень большие бутылки наливают шампанское.
— Зачем?
— Я не знаю. Ты идешь?
— Конечно.
День истек, и они провалились в ночь, незаметно для обоих оказавшись на берегу Жиронды.
— Анлор.
— Да.
— Я хочу тебе сказать.
— Не надо ничего говорить.
— Почему?
— Бывают такие моменты, когда ничего не надо говорить.
— Почему?
— Макс, просто молчи. И все.
— Ладно.
— Тебе сейчас хорошо?
— Да.
— И мне хорошо, значит, не надо ничего говорить.
— Но я хочу.
— Не надо, Макс, не порти ничего.
Ближе к полуночи он стоял около дома Анлор.
— Спасибо, очень приятный вечер, а то я уже устала от этих лекций…
Макс сделал несколько неловких движений, пытаясь то ли прижать Анлор, то ли поцеловать, но она исчезла, не дав ни малейшего шанса прикоснуться к себе. Максу казалось, что он не переживет этот вечер. Он так жаждал прикоснуться к ней. Ему нужно было это прикосновение. Он физически чувствовал боль одиночества. Почему мы так зависим от другого человека, — Макс не мог найти на это ответ.
Для счастья нам нужно прикасаться к другому человеку, для счастья нам нужно тело другого человека. Это открытие оказалось очень неприятным для Макса. До встречи с Анлор он был уверен в том, что все в жизни делает правильно. И вот вдруг весь его мир рассыпался на осколки, и эти осколки оказались во власти женщины, которую он почти не знал.
Через полчаса Макс был дома, он тихо прошел в свою комнату так, чтобы ни мать, ни отец не заметили его. Он не хотел есть, не хотел никому ничего говорить, он даже не хотел вина. Он хотел тихо сидеть в своей комнате и ни о чем не думать.
Именно сейчас ему нужна Анлор, это так странно. Ни мать, ни отец, а Анлор. Он начал мечтать, как она придет, обнимет его, и они останутся на всю ночь вместе. Утром он, кажется, почувствовал ее прикосновения, они были настолько реальными, что чувство счастья, абсолютного счастья, заполнило все пространство. Макс проснулся. Это был всего лишь сон…
Макс первым оказался в лекционном зале. Все, что он хотел сейчас, это слушать Жюно.
— Вино — самый дешевый и самый дорогой продукт питания в мире, — профессор Жюно начал лекцию. — Оно может стоить доллар за бутылку, а может стоить сто тысяч долларов за бутылку. Ничто не может сравниться с бутылкой вина. Килограмм трюфелей, самой дорогой еды в мире, не может сравниться с самым дорогим вином в парижском ресторане. А в Болгарии, всего в часе полета от Парижа, можно купить бутылку каберне за один доллар. Это дешевле пива в пересчете на степень опьянения.
— Профессор, но разве бутылка стоимостью один доллар может являться вином? — спросил кто-то из студентов.
— Как ни странно, мои дорогие, но, строго говоря, это вино, то есть оно сделано из винограда и обладает единственным качеством, которое может дать за один доллар, — стабильной степенью опьянения. Скорее всего, это ужасное на вкус пойло, но это сок виноградной лозы.
— Профессор, но разве за этим никто не следит?
— Наивные дети Бордо, глобализация коснулась мира вина, который до этого был закрытым элитным клубом. То, что вы видите сегодня в супермаркетах, родилось вместе с самими супермаркетами в 70-е годы прошлого века. До этого вино продавали только специальные магазины, и простые люди вино почти не пили. Люди боялись даже заходить в такие магазины.
— Как это, профессор, почему боялись?
— Считалось что это особый закрытый мир. Это был элитный клуб, и это всех устраивало. А теперь все супермаркеты забиты безликими литровыми флягами со всего мира. В самом простом магазине в любой части Европы вы найдете и Чили, и Австралию, Францию и Болгарию, Уругвай и Испанию. Вино стало доступным и понятным. Но в то же самое время самое дорогое вино становится еще дороже, и скоро мы с вами будем рассуждать о лафите и латуре только в теории.
— Профессор, давайте пригласим на лекцию кого-нибудь, кто их пил, и они нам расскажут свои ощущения.
— Да боюсь, придется далеко искать гостя. То, что французы и англичане пили по праздникам, китайцы и русские пьют на обед каждый день.
— Профессор, вы шутите, петрюс каждый день.
— Я слышал дьявольскую историю о русских олигархах, которые соревновались в приготовлении мяса на гриле. Один из них сделал маринад для мяса из бутылки петрюса. С другой стороны, человек, который пьет двухдолларовое калифорнийское шардоне, навряд ли когда-нибудь сможет понять, как можно отдать двести долларов за бутылку мерсо.
— Профессор, скажите, а есть такое вино, которым можно соблазнить девушку, и сколько оно должно стоить?
Все повернулись туда, откуда был задан вопрос, и увидели Макса Шанталье. Анлор сегодня не пришла на лекцию, и Макс, не задумываясь, выпалил свой вопрос.
— Хороший вопрос, Шанталье, но все же хмель даже самого роскошного вина когда-нибудь рассеется, и вы останетесь наедине со своей пассией, — что вы будете делать тогда?
— Спасибо, профессор, — Макс встал из-за парты и грустно раскланялся.