— Знаешь, Кыся, — сказал Тине фон Тифенбах, — я просто в отчаянии от скудности и несовершенства Человеческого языка, и у меня не хватает слов, чтобы выразить тебе, что я думаю по этому поводу. Мы все обязаны тебе жизнью, и я благодарю Господа Бога за то, что Он так счастливо и щедро наградил меня знакомством и дружбой с тобой.
Мы сидели в кабинете. Фридрих у стола в большом вертящемся кожаном кресле, я — у его ног, на ковре. Как мне было ответить Фридриху на ТАКИЕ слова?
Я вспрыгнул к нему на стол, что-то муркнул и лизнул его в щеку. А что я мог еще сделать?
— Но вот о чем я подумал, Кыся, — продолжил Фридрих. — А не слетать ли тебе в Петербург одному? Так ли тебе нужны разные вопросы немецкой полиции? Следствие-то продолжается... Даже если они будут брать у тебя показания, как у обычного свидетеля.
— Каким образом?! — удивился я.
— Таким же, как я сейчас разговариваю с тобой. Уж если твой приятель Рэкс, по твоему же наущению, сумел установить со своим «Полицайхундефюрером» Клаусом Телепатический Контакт, то почему тебе кажется, что в нашей полиции не найдется еще один тонкий и умный Человек, который прочтет книгу доктора Шелдрейса и не воспользуется его методологическими советами? Я считаю, что сейчас — самое время для твоего отлета в Петербург. Давай позвоним твоему другу в Россию, чтобы он встретил тебя. Он владеет каким-нибудь языком, кроме русского?
— Английским. Но очень неважненько...
— Ничего, договоримся, — спокойно сказал Фридрих. — Ты помнишь ваш петербургский номер телефона?
— Нет, конечно, — смутился я. — У меня с цифрами вообще заморочки...
— Что?!
— Ну, цифр я не знаю! Вот что...
— А-а-а... Не нервничай. Ничего страшного. Давай я запишу его фамилию и полное имя. «Шура», как я понимаю, что-то домашнее?
— Да. Его зовут Александр Плоткин.
— Адрес не помнишь?
— Прекрасно помню! Проспект Науки, около шашлычной девятиэтажный дом с одним входом и лифтом. Квартира на восьмом этаже. Перед домом — пустырь.
— Понятно, — улыбнулся Фридрих. — Ничего, ничего! Сейчас все будет в порядке.
Он позвонил в специальную международную справочную и попросил разыскать в России, в городе Санкт Петербурге на проспекте Науки номер частного телефона журналиста Александра Плоткина.
Спустя пятнадцать секунд Фридрих уже записывал наш петербургский номер телефона. Несколько раз попытался набрать этот номер и соединиться с Шурой, но разочарованно и горестно вздохнул:
— Никто не отвечает. Его нет дома...
* * *
В оставшиеся до моего отлета три дня мы звонили Шуре Плоткину в самое разное время суток раз сто и ни разу не застали его дома. Я высказал предположение, что он на недельку уехал в Москву. Раньше он это делал достаточно часто...
Несмотря на то что Шура не откликался, было решено отправить меня в Санкт-Петербург как можно скорее. От лишних полицейских расспросов, от последствий возможной экзальтированной болтовни Дженни с посторонними Собаками. Дженни не захочет, а заложит — только из одного желания, чтобы все знали, какую важную роль она играла во всем этом шумном деле. Ну и, конечно, не удержится и назовет мое имя!..
Мой отлет был обставлен самым деловым и шикарным образом.
Все ранее заготовленные документы для нашего совместного полета в Россию с Фридрихом были аннулированы. Все необходимые документы только на одного меня — получены в течение двух дней.
Надо сказать, что здесь очень сильно сработало имя самого Фридриха фон Тифенбаха. Для обычного немца эти документы оформляли бы недели три-четыре.
Компания «Люфтганза» получила заказ на авиационный билет Мюнхен — Санкт-Петербург — Мюнхен и на самое высокое обслуживание Кота фон Тифенбаха в салоне высшего класса.
Немаловажная деталь — во всех документах я числился под фамилией Фридриха, как «Мартын-Кыся фон Тифенбах»! И это играло существенную роль здесь, в Германии.
Вместе со мной летели копии самых разных финансовых документов на оплату счетов:
1. За резервацию отдельного номера в пансионе для приезжающих Котов, Кошек и Собак при самом дорогом и фешенебельном пятизвездочном отеле Санкт-Петербурга. Пансион с парикмахерской для Котов и Собак, маникюром, педикюром, серными ваннами, круглосуточным врачебным наблюдением и четырехразовым питанием по заказу Кота-клиента. Расчеты только в свободно конвертируемой валюте.
2. Заранее было оплачено двадцатичетырехчасовое дежурство автомобиля «Волга» — черного цвета, как нам сообщили в ответном факсе, — для персонального использования этого автомобиля Мартыном-Кысей фон Тифенбахом в любое удобное для него время, на любые расстояния.
3. Для поддержания постоянной и бесперебойной связи с Мартыном-Кысей фон Тифенбахом при вышеупомянутом Клиенте всегда будет находиться радиотелефон спутниковой связи с запрограммированными номерами в Германии самого владельца данного Кота и его переводчика на русский язык — фрау Татьяны Кох. Одно нажатие необходимой кнопки, которое может осуществлять сам Клиент и любой обслуживающий Клиента персонал, включая шофера черной «Волги», в любое время суток обеспечивает немедленную связь с Мюнхеном.
Инструкция по правилам пользования настоящим телефоном на русском языке — прилагается.
4. Шофер автомобиля «Волга», закрепленного, за Мартыном-Кысей фон Тифенбахом, должен по совместительству (за отдельную плату) выполнять обязанности «бодигарда», то есть телохранителя данного Клиента.
* * *
В мюнхенский аэропорт имени Франца-Йозефа Штрауса мы выехали тремя машинами.
Грустный Фридрих, почти отсутствующая Моника, притихшая Дженни и до предела взвинченный, но не подающий и признака нервозности Я — в «роллс-ройсе». За рулем — симпатяга герр Лемке.
Заплаканная Таня Кох и нежно-сосредоточенный на ней профессор Фолькмар фон Дейн — на «ягуаре».
И Клаус с Рэксом на своем «фольксвагене-пассате».
Для быстрого разрешения всех проблем, которые могут возникнуть в случае беспрецедентного самостоятельного перелета Кота из одного государства в другое, Клаус хотел было ехать в аэропорт в своей полной служебной форме и на бежево-зеленом полицейском «БМВ» с мигалками.
Но Фридрих попросил его этого не делать, сказав, что с «Люфтганзой» у него полная договоренность по всем пунктам перелета Кота, вплоть до прикрепления к Кысе специальной стюардессы на время полета.
Оказывается, путь в аэропорт лежал на ближайшем отрезке автобана Мюнхен — Нюрнберг, и волей-неволей я вторично оказался там, где поблизости разыгрался тот самый кровавый и трагический спектакль, в котором несколько месяцев тому назад я принимал такое бурное участие...
Волнение мое усиливалось с каждой секундой!
Когда же мы достигли именно того места, где мы с тяжело раненным Водилой догнали на своем сорокатонном «вольво» микроавтобусик «тойота», на котором удирал от нас этот профессиональный убийца, исполосованный мной Алик, — и впечатали его в заднюю стенку огромного голландского рефрижератора так, что от его «тойоты» остались только разорванный металл вперемешку с тем, что было Аликом, — я вырвался из рук Фридриха, истерически заметался по «роллс-ройсу» и закричал в голос: