Невидимый Кто-то завернул конвертиком края свисающего воздушного, молочно-белого и, наверное, очень теплого облака и укутал в него голубоглазого Малыша...
И увидел В.В., как это уютное облако, ставшее постелькой для новорожденного, стало медленно и бережно уносить Малыша навстречу Солнцу...
Вот когда В.В. закричал хриплым от волнения голосом:
— Ангел!.. Где вы, Ангел?! Верните меня, пожалуйста!..
— Легко и без проблем! — где-то рассмеялся Ангел. Необъяснимый и Неведомый Человечеству Мир стал превращаться в купе поезда «Красная стрела», несущегося из Москвы в Санкт-Петербург...
— Так это были вы, Ангел? — потрясенно спросил В.В.
— Узнали? — удивился Ангел. — Странно. Столько лет...
— Глаза...
— Верно. Глаза действительно с возрастом не меняются.
— Так вы, оказывается, на свет Божий появились вместе с этим Толиком-Натанчиком?!
— Конечно! Вы и это тоже поняли? Мне кажется, что я об этом не упоминал.
— Не обязательно так уж все и досказывать. Чутье-то у меня хоть какое-то осталось!.. Слава Богу, сорок лет в кинематографе оттрубил.
— Приятно иметь дело с профи, — с удовольствием сказал Ангел. — Не перевариваю дилетантизма!
— Я тоже. Переходите к сути — что было дальше?
— С этим Толиком-Натанчиком, Владим Владимыч, мы вообще одно время шли почти параллельно. Он в три годика пошел в детский сад, а меня в три года направили в амуро-купидонскую младшую группу... Он семи лет поступил в первый класс, а меня в семь зачислили на подготовительное отделение средней ступени Школы ангелов-хранителей... В отличие от своего старшего брата Леши Натанчик сразу стал заниматься спортом — вольной борьбой. К его одиннадцати годам с ним боялись связываться даже четырнадцатилетние мальчишки!.. Кстати, в то время я тоже уже достаточно неплохо летал и стрелял из лука... Наши пути с ним разошлись, когда нам исполнилось по двенадцать лет. Толик попал в колонию для малолетних преступников, а меня отправили за границу на школьно-производственную практику — в помощь его старшему брату Леше Самошникову...
— Как все чудовищно переплелось! — вздохнул В.В.
— Да, тот год на Лифшицев-Самошниковых обрушился буквально кошмарными событиями! Даже в мою незрелую голову двенадцатилетнего начинающего Ангела вползала крамольная мыслишка: а так ли уж все Люди на Земле находятся под неусыпным покровительством Всевышнего? Так и хотелось крикнуть: «А этих-то за что?!» И только с Лешей Самошниковым ситуация по современно-эмигрантским понятиям казалась рядовой и примитивной. Командировать к нему на помощь взрослого, дипломированного Ангела-Хранителя было бы все равно что стрелять из пушки по воробьям. Послали меня — в качестве стажера с последующим зачетом по Наземной практике и переходом в очередной класс...
— Стоп, стоп, стоп! Вы сказали — «по современно-эмигрантским понятиям...». При чем тут эмиграция?
— Объясняю: старший сын Фирочки и Сережи Самошниковых, он же первый внук стариков Лифшицев, — Алексей Самошников, двадцати четырех лет от роду, в составе труппы одного провинциального театрика, куда был распределен после института, поехал с шефскими спектаклями по частям Группы наших войск, стоявших в Восточной Германии, тогда еще не объединенной с Западной...
— И дрыснул, — уверенно подсказал В.В.
— Не совсем, — возразил Ангел. — Там историйка была похлеще.
— Подождите, подождите, Ангел! Пожалуйста, начните с младшего. С Толика-Натанчика. Во-первых, мне очень нравится это имясочетание, а во-вторых, с тех пор, как наша внучка Катя бурно повзрослела, судьбы детей мне гораздо интереснее, чем приключения взрослых.
— Странно, — удивился Ангел.
— Ничего странного, — спокойно ответил В.В. — Когда Катька была десятилетним подростком, между нами пролегала лишь узенькая и неглубокая канавка, полная обычных возрастных непониманий, обожания, обид и радостных, исцелительных прощений. Сегодня мы с ней уже стоим по разные стороны гигантской пропасти, по дну которой вяло протекает тоненький и, к сожалению, остывающий ручеек нашей взаимной любви...
После небольшой паузы Ангел тихо сказал, внимательно глядя на В.В.:
— Думаю, что вы несправедливы к ней.
В.В. проглотил подступивший к горлу комок, откашлялся:
— Давайте про младшего. Про Натанчика...
— О’кей... — сказал Ангел и...
* * *
...все железнодорожные звуки, сопровождающие движение «Красной стрелы» в ночи, стали вытесняться...
...криками болельщиков, свистом, топотом ног и аплодисментами.
А под этот гам купе спального вагона начало принимать вид...
В празднично разукрашенном зале заканчивались соревнования по вольной и классической борьбе среди мальчиков.
Огромный плакат приветствовал участников матчевой встречи двух районов — Выборгского и Калининского...
На борцовском ковре квадратненький Толик-Натанчик в финальной схватке своей возрастной группы встречался с очень агрессивным пацаном, выше Толика почти на полголовы...
«Шведские» скамейки, стоявшие по стенам зала, являли собой зрительские трибуны и были забиты до отказа.
— То-лик!!! То-лик!.. — вопили болельщики Толика Самошникова.
Но громче всех кричала любимая девочка Толика — Лидочка Петрова.
Она стояла в кругу болельщиков Толика-Натанчика, и многие пацаны не могли глаз отвести от ее стройных ножек, еле прикрытых короткой юбкой...
В центре, на лучших местах, сидели бабушка Толика, его дедушка и их ближайший друг, дедушкин однополчанин, закройщик того же ателье — одноногий дядя Ваня Лепехин.
За спиной Любови Абрамовны дедушка Натан и старый одноногий Ваня прикладывались к горлышку плоской фляжечки из нержавейки.
— Как приятно, что за нашего болеет весь его класс! — тщеславно сказала Любовь Абрамовна.
Натан Моисеевич и одноногий Ваня переглянулись.
— Ох, Любашка... Что-то они не похожи на одноклассников! Сдается мне, что это его кодла, а он у их за главного!
— Что такое «кодла»? — удивилась Любовь Абрамовна.
Натан Моисеевич подмигнул Ивану, ответил уклончиво:
— Ну, это когда уже не пионеры, но еще, слава Богу, не комсомол...
На борцовском ковре, согнувшись в боевой стойке, Толик зорко следил за противником.
— Счас я тебя, сука, уделаю... — тихо сказал Толику Длинный.
— Не обоссысь, — спокойно ответил Толик.
Длинный не выдержал нервного напряжения, неосмотрительно рванулся вперед, в атаку...