— Стопроцентно! — ответил В.В.
— Ну что ж... — сказал Ангел.
конец девятой серии
Неподалеку от широкой мраморной лестницы, ведущей в скорбные крематорские залы прощания...
...стоял темно-зеленый милицейский «уазик» с надписями по бортам — МИЛИЦИЯ.
За рулем сидел откровенно напуганный сержант милиции...
...а около «уазика» стояла мрачная толпа мальчишек от десяти до пятнадцати лет. Их было не менее сотни!..
Было и несколько человек взрослых — тренер по борьбе, врач из пункта травматологии, кто-то из соседей, два оперативника из отделения, куда постоянно попадал Толик...
Все тихо переговаривались между собой, смотрели вверх — в конец широкой лестницы, откуда после обряда прощания с покойным оставшиеся в живых должны были спуститься на грешную землю...
— Идут!.. Идут!!! — прозвучал в толпе чей-то мальчишеский голос, и все повернули головы к выходу из залов.
Водитель «уазика» испуганно и растерянно огляделся и переложил пистолет из кобуры за пазуху...
По широкой каменной лестнице родители Лидочки — Николай Иванович Петров и его жена Наталья Кирилловна вели под руки Фирочку...
За ними шел наголо обритый Толик — в темной домашней одежде.
Одна его рука была в руке Лидочки, а другая рука...
...была пристегнута наручником к руке сопровождающего «воспитателя» из колонии.
Второй «воспитатель» шел сзади них, отделяя собой эту группу от сотрудников Сергея Самошникова, приехавших проститься с ним.
Толпа, окружавшая милицейский «уазик», очень испугала и встревожила «воспитателей» колонии.
Два знакомых нам оперативника из третьего отделения милиции увидели, что Толика ведут в наручнике, схватились за голову!..
— Ох, мудаки! Ну, идиоты!.. — зашептал один другому. — Беги им навстречу, скажи этому болвану, чтобы сию секунду отстегнул Толика!!! А то пацанва их сейчас в куски порвет!!!
Оперативник помчался вверх по лестнице, обогнул Петровых и Фирочку, подскочил к «воспитателю» с наручниками, сунул ему под нос свое удостоверение, сказал на ухо:
— Отстегни пацана, раздолбай!
— Не положено...
— Отстегивай, засранец! Или тебе нужно Ледовое побоище?! Где вас таких набрали?!. Макаренки сраные...
«Воспитатель» трясущимися руками отстегнул Толика от наручника, не в силах оторвать глаз от толпы вокруг «уазика»...
— Жди амнистии, Толик, — тихо сказал оперативник и погладил Толика по стриженой голове. — Мы найдем их. Мы их обязательно найдем!..
Когда все спустились с лестницы к милицейскому «УАЗу», толпа молча расступилась, освобождая проход к уже открытой двери машины.
Ни одного слова не было произнесено, не было ни одного взмаха руки, никто даже рот не открыл...
Сотня районных пацанов-хулиганов, мальчишек-спортсменов, одноклассников, дворовых друзей и приятелей-подельников...
...и всего лишь несколько очень разных взрослых — молча стояли вокруг милицейской машины...
...образуя узкий коридор для прохода внутрь салона «УАЗа».
Наталья Кирилловна и Николай Иванович усадили Фирочку в машину, сели сами...
...а после них в «УАЗ» поднялись Лидочка, Толик и «воспитатели».
Один из них хотел было закрыть машину, но Толик отодвинул его в сторону, встал в проеме дверей милицейского «УАЗа» и тихо сказал в немую толпу:
— Спасибо, пацаны...
И толпа не произнесла ни единого звука.
«Воспитатели» колонии сидели спиной к движению, лицом к салону.
Толик обнимал обессилевшую мать, целовал опухшее от слез лицо...
С другого бока Фирочки сидела Лидочка. Смотрела в никуда...
Сзади них — Наталья Кирилловна с Николаем Ивановичем.
— Ma, послушай, что я скажу, — хрипло сказал Толик. — Очнись, ма...
Фирочка судорожно передохнула, мелко закивала головой:
— Да, да, сыночек... Я слышу тебя...
— Ты послушай меня внимательно, — сказал Толик. — Ты папину и бабулину урны забери домой. И дедушкину урну пусть из общей стены вынут... И дяди Ванину тоже. Не место им там. Выйду на волю — похороним их всех у того дома, который дядя Ваня Лепехин нам подарил. И сами туда переедем. Чтобы они всегда были рядом с нами... Ладно, мам?
— Как скажешь, сыночек... — И Фирочка уронила голову на плечо Толика.
Лидочка закрыла глаза и прижалась щекой к руке Толика, обнимавшего мать...
* * *
... И снова все уличные звуки — рычание автомобильных двигателей, тревожные трамвайные звонки, человеческий говор, радиореклама...
...постепенно стали сливаться в единую, характерную мелодию...
...мчащегося по рельсам состава старейшего пассажирского поезда «Красная стрела»...
И если «Красная стрела» вдруг неожиданно вылетала из еще очень темного сумрака рассвета на участок пути, не огороженный высоким кустарником...
...то светлая полоска будущего солнечного блика на далеком горизонте уже высвечивалась на спящих пыльных стеклах вагонных окон проносящегося поезда...
— После похорон Толик был отконвоирован обратно в колонию, а Фирочка Самошникова с тяжелым психическим расстройством госпитализирована в клинику неврозов имени Павлова... — сказал Ангел.
— Это на Пятнадцатой линии Васильевского острова? — спросил В.В.
— Совершенно верно... Помимо штатных сотрудников клиники, а если быть до конца справедливым, то и в основном, уход за больной осуществлялся членами семьи подполковника милиции Николая Ивановича Петрова. Его женой — Натальей Кирилловной, и их дочерью — ученицей седьмого класса Петровой Лидией Николаевной...
— Простите, что перебиваю вас, Ангел, — сказал В.В., прихлебывая «ангельский» джин. — Но у меня сразу возникают два вопроса.
— Пожалуйста, Владим Владимыч.
— Объясните, почему вы рассказываете мне сейчас эту поистине трагическую историю каким-то гнусным, протокольным языком? Да еще в немеркнущем стиле детального доноса? Затем — второй вопрос...
— Секунду, Владим Владимыч! Сразу же отвечаю на первый: уж если на то пошло, то это стиль не доноса, а «донесения». Я вам почти дословно процитировал кусочек из донесения сотрудника Комитета государственной безопасности Калининского района города Ленинграда своему вышестоящему начальнику...