— Ой, беда-то… Помоги, сохрани и выведи, Господи!..
И вдруг совсем рядом в тумане возникло некое странное свечение в человеческий рост с неясными очертаниями. И насмешливый девичий голос проговорил:
— По таким пустякам — и сразу к самому Господу? Все замерли. Свечение растаяло, и на его месте возникла прелестная девушка лет восемнадцати.
— Что это вы так приуныли? — улыбнулась она.
— Заблудились… — хрипло сказал Пиранделло,
— Эка важность! — Девушка что-то пошептала лошадям, погладила их и крикнула путникам: — Садитесь!
Она сразу же уютно устроилась в карете и приказала вознице:
— Погоняй!..
Лошади легко понесли карету в сплошной белой мгле. Фрося положила голову девушке на колени и блаженно прикрыла глаза.
— Батюшки!.. Она же никого к себе не подпускала! — перекрестился Пиранделло.
— Ура! — заорал возница. — На большак вылезли!!! Герстнер церемонно снял шляпу. Девушка предупредила вопрос:
— Меня зовут Мария.
— Местная? — сразу попытался уточнить Зайцев.
— Это как посмотреть, — рассмеялась Мария. Родион Иванович увидел, как Мария зябко передернула плечами.
— Озябла, Машенька?
— Ага. Ждала вас долго.
Пиранделло тут же сбросил с плеч кафтан, набросил его на девушку… Зайцев поспешно вытащил свою подзорную трубу, отвинтил окуляр, налил в него из трубы водки, проворковал:
— На-ко хлебни, Манечка…
Не чинясь, Маша выпила и пустила трубу по кругу. Когда очередь дошла до Герстнера, тот с инженерным интересом осмотрел трубу:
— Как же вы смотрите через водку, Тихон?
— А через ее завсегда лучше видно, Антон Францыч.
— Какой талантливый народ! — Герстнер выпил, передал трубу Родику.
Тот налил себе в окуляр:
— Твое здоровье, Машенька. Тебя нам словно Бог послал…
— Вообще-то так оно и было, — весело ответила Маша.
Родик выпил и, потрясенно глядя на Машу, проговорил:
— Да, есть еще женщины в русских селеньях…
* * *
В Петербурге у отеля «Кулон» Родик руководил разгрузкой экипажа. Зайцев стоял на крыше кареты, сверху подавал багаж. Фрося охраняла поклажу — бросалась на каждого проходящего.
— Жить будем здесь — каждому по комнатке. Штаб назначаю в апартаментах Антона Францевича. До утверждения проекта — никаких увольнений!
— Родик, я готов поверить в то, что вы действительно внук фельдмаршала Кутузова! — восхитился Герстнер.
— Нет, Антон Францевич, это легенда для провинциалов.
— А ежели мне отлучиться потребуется? — сверху спросил Зайцев.
— Считай себя мобилизованным, а посему на казарменном положении! — жестко отрезал Родик.
— Исхитряйся как-нибудь. На то ты и тайный агент, — усмехнулся Пиранделло.
— Ты еще мне будешь указывать!.. — обиделся Тихон.
— Не ссорьтесь, друзья мои, — сказал Герстнер. — Мы с вами начинаем грандиозное дело. И жить должны в мире и согласии.
— И в любви к ближнему, — добавила Маша и каждого одарила таким ласковым взглядом, что Пиранделло, не рассчитав собственных сил, резко рванул свою штангу с запяток.
Освободившись от гигантской тяжести, задние рессоры кареты мгновенно выпрямились, и карета скатапультировала тайного агента на балкон второго этажа, где Тихон и повис на руках в пяти метрах от земли.
— Вы куда, Тихон? — удивился Герстнер.
— Не балуй, — сказал Пиранделло.
Тихон в тоске смотрел вниз и скулил от ужаса.
— Отпусти руки, Тиша, не бойся, — ласково сказала ему Маша. — Отпусти. Я жду тебя…
Тихон разжал пальцы и под напряженным взглядом Маши опустился на землю. У всех рты раскрылись от изумления!
— Что надо сказать, Тихон? — спросила Маша.
— Слава те Господи… — еле выдавил из себя Зайцев.
— Правильно, — похвалила его Маша и спросила у Родика: — Что дальше делать, Родион Иванович?
* * *
На Крестовском острове у Меншикова рядом с дворцом была устроена купальня-бассейн с подогревом воды. Рядом — стол с самоваром, два кресла и лакей с полотенцами. Светлейший плавал на спине, граф Потоцкий — по-собачьи. Потоцкий тихо информировал светлейшего:
— …Уйма рекомендательных писем и, конечно, последние донесения внедрившегося к ним агента сделали свое дело…
— То, что он добился приема у Бенкендорфа — полбеды. Беда, если Александр Христофорович представит его государю, — сказал Меншиков.
— А что, если… — И Потоцкий осекся.
— Говори, говори. Ум хорошо, а полтора лучше.
— А что, если преподнести Бенкендорфу ту шкатулочку…
Светлейший едва не утонул. Отплевался и заорал на Потоцкого:
— В Сибирь захотел?! В рудники? И нас всех в кандалы!.. Кому «шкатулочку»?! Второму человеку после царя?! Неподкупному Бенкендорфу?! Надо же додуматься!!!
* * *
Шеф корпуса жандармов граф Бенкендорф принимал у себя господина Герстнера и светски болтал с ним по-немецки:
— Я слышал, что за короткое время пребывания в России вы сумели даже создать круг единомышленников?
— Это прекрасные люди, ваше сиятельство! Истинные патриоты своего отечества. Моя благодарность им просто не знает границ! И мне очень хотелось бы…
Лучезарно улыбаясь, Бенкендорф встал. Вскочил и Герстнер.
— Превосходно! — вежливо перебил его Бенкендорф. — Всегда приятно услышать о соотечественниках добрые слова. Благоволите оставить мне вашу записку о выгодах построения железных дорог в России, и коль скоро я сочту это дело полезным — сразу же представлю его на высочайшее рассмотрение.
— Ваше сиятельство, я пребываю в неведении еще многих законов государства Российского и поэтому позволю себе спросить: почему сугубо гражданский инженерный проект вызывает такой интерес именно вашего ведомства?
Бенкендорф широко и светски улыбнулся:
— Ах, господин Герстнер! Кому еще, как не корпусу жандармов, помочь осуществлению ваших грандиозных замыслов? Ведь тайная полиция всегда была, есть и будет самым прогрессивным институтом в России!
* * *
У дверей в царские покои Бенкендорф ждал выхода государя. Из покоев доносились страстные вздохи и стоны, сопровождаемые маршевой мелодией музыкальной шкатулки.
Бенкендорф посмотрел на часы. И в ту же секунду оборвались все звуки, замолкла музыкальная шкатулка, дверь распахнулась, и в приемную вышел самодержец всея Руси Николай Первый.