* * *
В Летнем саду на берегу пруда Николай в окружении фрейлин кормил лебедей. Каждая держала в руках кулек с кормом, и государь вот уже несколько раз подряд воспользовался услугами одной и той же фрейлины. Это было тут же замечено стоявшими наверху придворными.
— Поздравляю. Сегодня государь особенно благосклонен к вашей дочери… Я искренне рад за вас.
— Спасибо, мой" друг! Ваше последнее повышение в чине благодаря очарованию вашей жены меня тоже очень радует!..
Вдруг все лебеди как по команде повернулись и поплыли к другому берегу. Царь растерянно посмотрел им вослед и увидел на противоположном берегу Машу. Лебеди подплыли к Маше, вытянули к ней шеи, что-то залопотали. Маша рассмеялась. Лебеди тоже…
Николай грозно крикнул Маше:
— Сударыня! Благоволите подойти ко мне!
— С удовольствием, ваше величество, — ответила Маша и легкой, грациозной походкой направилась к царю.
Лебеди поплыли за ней. Царь невольно залюбовался Машей, расправил усы, придал лицу томность и спросил:
— Кто вы, дитя мое?
— Меня зовут Мария, ваше величество, — улыбнулась Маша.
Фрейлины презрительно разглядывали Машу. Одна достаточно громко сказала по-французски:
— Она даже реверанс не может сделать!..
— А что такое «реверанс»? — тут же спросила по-французски Маша, чем привела царя в неслыханное удивление!
— И одета как чучело!., — сказала другая фрейлина по-немецки.
— Что вы говорите? — огорчилась Маша на немецком языке. — А мне казалось, что вполне прилично… Очень жаль.
— Она вообще выглядит отвратительно! — по-английски сказала третья фрейлина.
Маша совсем было расстроилась, но посмотрела на царя и спросила его по-русски:
— Это действительно так, ваше величество? Николай оправился от изумления и поспешил успокоить Машу:
— Что вы! Что вы, дитя мое!.. Это шутки… — Николай гневно повернулся к фрейлинам: — Это недобрые и недостойные шутки!
Он любезно взял Машу под руку и повел по аллее Летнего сада.
— Откуда вы знаете языки, дорогая Мари? — спросил Николай.
— Я их не знаю, ваше величество… Я просто слышу и стараюсь понять… А уж отвечается как-то само по себе.
— Но это невозможно!
— Возможно, ваше величество. Нужно быть только очень внимательной к людям. Вы никогда не пробовали?
— М-м-м… Прелестница!.. — Николай прильнул губами к руке Маши. — Поедемте ко мне, Мари! Поговорим… Послушаем музыку…
— С удовольствием, ваше величество, — просто ответила Маша.
Притаившийся за кустом Зайцев всхлипнул и в ужасе прикусил руку…
* * *
Объединенные любовью к Маше Герстнер, Родик, Тихон и Пиранделло в панике мчались по Петербургу.
— Если бы я не знал, как у вас подозрительно относятся к браку с иностранцем, я бы тут же сделал ей предложение!.. — на бегу кричал задыхающийся Герстнер.
— Да я его сейчас своими руками с престола свергну! — орал Пиранделло, громыхая сапогами. — Не посмотрю, что царь!.. Я ее, нашу Манечку, раньше всех полюбил и в обиду не дам!..
Тихон чуть не плакал на бегу:
— Боженька милостивый!.. Сохрани рабу Божью Марию от его величества!.. Нешто нам неведомо, как он с девицами обращается?! В кои-то веки промеж государственных дел по безопасности Отечества пришла ко мне моя личная любовь!..
— Прекрати причитать! — рявкнул на него Родик. — Вспомни точно, что он ей сказал? Какими словами?..
— Поедем, говорит, ко мне… Музычку послушаем… И она, рыбка наша…
— Быстрей!!! — скомандовал Родик и вырвался вперед. — «Музычку послушаем»… Мало ему придворных потаскух!.. «Музычку послушаем»! Прием-то еще какой гнусный, затасканный! Пошляк!..
* * *
В тех же покоях, где Николай обычно развлекался с фрейлинами, музыкальная шкатулка играла уже знакомую нам мелодию.
На широкой кровати под балдахином Маша как могла отбивалась от откровенных притязаний монарха в уже расстегнутом мундире.
— Мари!.. Я влюблен… Запах вашего тела… Хотите быть первой фрейлиной двора? Сольемся в едином экстазе!.. — бормотал царь.
— Ваше величество, нужно принять господина Герстнера… — уворачивалась Маша от царских объятий. — И как можно скорей. Это необходимо всей России…
— Да, да!.. Конечно!.. Завтра же я приму его!.. Я сделаю для тебя все! А сейчас!.. Божественная!!!
Николай на секунду замешкался. Маша вырвалась и вскочила на ноги. Прижавшись спиной к стене, она рассмеялась и сказала царю:
— Хорошо, хорошо… Успокойся, миленький! Но завтра же господин Герстнер должен быть здесь. Ладно?
— Завтра же! Завтра же!.. — в восторге закричал царь и бросился к Маше, срывая с себя мундир.
— Ну а теперь помоги и мне, Господи, — устало вздохнула Маша и просто растворилась в глухой стене.
С раскрытыми объятиями Николай так и влип в то место, где только что была Маша.
Он потрясенно оглянулся, потом схватил колокольчик и яростно затрезвонил.
Дверь отворилась, показалась физиономия лакея.
— Фрейлину сюда немедленно! — в нетерпении закричал царь.
— Какую, ваше величество?
— Любую! И как можно быстрей!..
* * *
Гонимые жаждой мести за поруганную честь своей любимой, Герстнер, Пиранделло, Тихон и Родик ворвались через арку Главного штаба на Дворцовую площадь так, словно собирались с ходу взять Зимний дворец.
Добежав почти до Александрийского столпа, они вдруг увидели спокойно идущую через площадь Машу. Мокрые, измученные, задыхающиеся, они остановились как вкопанные.
— Батюшки! — удивилась Маша. — Да что это с вами? Куда это вы?
Никто не ответил ей ни слова. Каждый с испугом оглядывал Машу, отыскивая на ней следы царского насилия…
И тогда Маша внезапно поняла, что так взволновало ее друзей. Она подмигнула им и сделала успокоительный жест рукой — дескать, не волнуйтесь, братцы, все в порядке!
На следующий день у отеля «Кулон» прифранченного Герстнера сажали на извозчика всей компанией: Пиранделло снимал с Герстнера невидимые пушинки, Зайцев поправлял на нем жабо, Родик наставлял:
— Больше выпячивайте военные выгоды проекта! И не сутультесь. Государь ценит бравый вид и отменную выправку.
Маша обняла Герстнера, расцеловала его в обе щеки.
— С Богом…
* * *
В приемной императора придворные, фрейлины, титулованные хозяева русского извоза, генералы и министры в ожидании государя разбились на маленькие группки. Шептались, любезничали, интриговали — словом, очень старались не обращать внимания на стоны, вздохи и ритмичное поскрипывание, доносившиеся сквозь знакомую нам уже мелодию музыкальной шкатулки из-за двери царских покоев.