— Ты?! Ха-ха-ха! Какой ты еврей?! Дерьмо несчастное! — кричит Василий. — Еврей!.. Водка литрами, мат-перемат, чуть что — в морду! Еврей!.. Кто тебе поверит?.. Ни один нормальный еврей себе такого не позволяет! Он — еврей!.. Смотрите на него! Ты — «Фоня-квас» — вот ты кто, уголовная твоя морда!..
— А ты?.. Ты кто??? — Арон в беспамятстве от ярости бросает штурвал, поворачивается к Василию и протягивает к нему свои огромные натруженные лапища: Я — работяга! Я всю жизнь вот этими своими руками… А ты — жулик! Торгаш несчастный!.. Ворюга!!!
— Я — ворюга?! Ах, ты блядь толстомордая!!!
Василий, не раздумывая, бьет Арона в челюсть — раз, другой, третий!..
Ошеломленный Арон отлетает назад к рубке, сильно ударяется затылком о лебедку и замертво падает в кокпит…
Паруса спущены, валяются кое-как на палубе и крыше рубки…
За штурвалом никого нет, и «Опричник», повинуясь только течению, болтается на воде, покачивая голой мачтой…
В каюте, по одну сторону стола, тесно прижавшись друг к другу, обнявшись, сидят Арон и Василий и горько плачут…
У Арона перевязана голова, у Василия забинтована правая кисть руки.
На столе, на ненужной уже карте Эгейского моря пустая бутылка из-под греческого коньяка «Метакса» и почти пустая бутылка «Столичной». Два стакана, немудрящая закусочка — одна тарелка на двоих и два пиратских ножа в сливочном масле.
— Прости меня, Арончик… — всхлипывает Василий и кладет повинную голову на широкое плечо Арона.
Арон гладит Василия по голове, говорит сквозь слезы:
— Господи… Да что же это с нами такое, Васечка?..
Василий разливает остатки «Столичной» по стаканам. Пытается сделать себе бутерброд для закуски, но рука, разбитая о челюсть Арона, плохо слушается.
Арон мягко отбирает у Василия кусок хлеба и нож, сам делает ему бутерброд и поднимает стакан:
— Ну?.. Ай гоу ту Хайфа? — спрашивает он и вытирает рукавом слезы с лица.
У Василия дрожат губы. Он пытается благодарно улыбнуться Арону, тоже поднимает стакан и, всхлипывая, тихо говорит:
— Ай гоу ту Хайфа, Арончик…
Как «…слава — яркая заплата на ветхом рубище» и т.д.
На следующий день их догнало французское пассажирское круизное судно.
— Ай гоу ту Хайфа!!! — кричали им сотни полторы пассажиров, облепив борт, со стороны которого параллельным курсом шел «Опричник». — Ай гоу ту Хайфа!..
Чтобы уравнять скорость, судно застопорило машины и по всем международным законам морской вежливости даже приспустило флаг в знак приветствия Арона и Василия!
Вася тоже быстренько опустил зеленый платок маленькой стамбульской проститутки до середины древка от швабры, верно служившему «Опричнику» флагштоком.
С французского судна грянули аплодисменты!
— Нужна ли вам какая-нибудь помощь, продукты, деньги? — крикнули им по-английски с мостика в мощный мегафон.
— Ноу! Ноу!.. — благодарно отмахивались Василий и Арон.
Арон бойко вопил в рупор, свернутый из старой отработанной карты:
— Айм вери глэд ту си ю!!! Айм вери глэд ту си ю!.. Тенк ю вери мач!.. Тенк ю вери мач!!!
— Не хотите ли подняться к нам на борт, принять ванну и пообедать с капитаном? — спросили с мостика.
— Тенк ю! Тенк ю вери мач!.. Айм сори! Сори, говорю!.. Времени нет! — отвечал Арон в рупор, разводил руки в стороны и показывал на часы дескать, «нет ни одной свободной минутки…»
С яхты было хорошо видно, как пассажиры вдруг засуетились, стали что-то запихивать в большой пластиковый мешок и привязывать к нему веревку. При этом пассажиры хохотали и что-то кричали вразнобой по-французски.
— Чего это они, Арон? — спросил Василий.
— А кто их знает… Ни по нашему вопят, ни по-английскому. Ни черта не разберешь!..
Тем временем пассажиры перекинули мешок за борт и стали осторожно опускать его в «Опричник». Арон и Василий приняли пластиковый мешок, и как только пассажиры убедились в том, что теперь мешку не грозит никакая опасность, они тут же сбросили на яхту и веревку.
Лайнер гуднул на прощание так, что Арон и Василий чуть не попадали от испуга и, постепенно набирая скорость, двинулся вперед.
— Аллон з, анфан де ля патри-и-и… — пело несколько десятков пассажиров.
Когда французское пассажирское судно стало совсем-совсем маленьким, Василий сказал Арону:
— Посмотри, чего в мешке-то. Мне его никак не развязать, – и стыдливо объяснил: – Рука совсем запухла…
— Я тебе на ночь компресс сделаю, — пообещал ему Арон, и сам взялся развязывать пластиковый мешок.
Первое, что он оттуда вынул — была бутылка «Курвуазье».
— Годится! — сказал Василий. — А то мы по этому делу — на исходе. Чего там дальше?
Арон удивленно посмотрел в мешок и вытащил целую кипу газет и журналов. Полистал их, вгляделся и всплеснул руками:
— Батюшки светы!.. Ну, дают капиталисты!..
Греческие и французские, турецкие и испанские, английские и немецкие, американские и шведские, итальянские и израильские газеты и журналы пестрели уже известными и еще не виденными фотографиями «Опричника» и его владельцев — Василия Рабиновича и Арона Иванова!
Все статьи о них, независимо от языка, на котором была выпущена газета или издан журнал, назывались по-английски:
— «АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА!»…
Как Вася и Арон ввязались в морской бой с двумя самыми могучими военными флотами в мире и с честью выиграли это историческое сражение
Теперь в каюте не было живого места от газетно-журнальных вырезок!
Когда Василий кончил прикнопливать к стенке последнюю вырезку из американского журнала со своей собственной фотографией крупным планом, от штурвала раздался голос Арона:
— Вась, а Вась! Выйди, глянь-ко, что еще за чудо такое?!
Василий вылез из каюты и увидел метров в ста от яхты странное плоское серебристое сооружение типа огромной площадки с многочисленными сверкающими мачтoчками.
— Давай, подворачивай поближе. Разберемся, — сказал Василий.
— Становись к штурвалу, а я уберу паруса. Может, чего-нибудь там и пригодится…
Сооружение действительно оказалось большим — метров двадцать в длину и метров десять в ширину, — красивым плотом из гофрированного блескучего металла. Из него торчали в небо тонкие высокие мачты с какими-то радиоштуковинками на верхушках.
Плот стоял неподвижно — ни вперед, ни назад. Только покачивался слегка. То ли на якоре, то ли еще каким другим способом.
Арон и Василий вылезли из яхты на плот, накинули швартовый конец «Опричника» на одну из мачточек и стали расхаживать по этому плоту, прикидывая, нет ли на нем чего-нибудь такого, что может пригодится их «Опричнику» или вообще в хозяйстве…