– Это ты, по-моему, волнуешься. Значит, есть повод. Может, все-таки расскажешь мне, что произошло?
– Ладно, – дед прошел к креслу и сел в него. – Как я тебе уже говорил, мой человек на самом деле работает курьером в фирме «Ваш выбор». Он доставляет адресатам товары, заказанные по Интернету, – цветы именинникам и прочие презенты. Случается, что просят передать письма. Наш с тобой случай вовсе не из ряда вон выходящий. Так вот, из конюшни курьер направился на своей «Оке» по другим адресам и вскорости вроде бы обнаружил за собой «хвост», но не был в этом уверен. Когда он вернулся к себе в офис за очередной посылкой, туда же подвалил мужик на белой «пятерке» и зашел за ним следом. Он сунул им с приемщицей по сотке и стал расспрашивать, кто передавал конверт для господина Мешкова. Ну они ему в два голоса наплели, что это был молодой человек весьма внушительных габаритов...
– Дед, я понимаю, ты своего человека предупредил, что сказать в таком случае. А как же приемщица заказов? Она тоже была в курсе?
– Нет. У нее знаешь, сколько народу перед глазами мелькает? Думаю, курьер сказал свое слово, она и поддержала... Ладно, проехали, все нормально...
– А как выглядел водитель белой «пятерки»?
– Лет тридцати пяти, среднего роста, худощавый, волосы растрепанные, и запах от него шел не слишком приятный...
– Похоже, это тот же человек, что следил за Ларисой Львовной. Ариша, получается, что Мешков прочитал письмо и моментально на него отреагировал – послал своего конюха вдогонку за курьером, чтобы тот выяснил, кто за всем этим стоит. Значит, письмо задело его за живое, занервничал наш Игорь Алексеевич сильно... Будь он непричастен к убийству Маститого, то воспринял бы письмо как глупую шутку...
– Да, Полетт, ты права. Мешков себя выдал с головой. Что ты собираешься предпринять дальше?
– Буду доводить его до точки кипения. А потом потребую за молчание Агнессу.
– А что ты будешь делать с лошадью?
– Еще не решила. Хотя можно найти на нее покупателя через Интернет.
– А ты не подставишь этого покупателя? Вдруг Мешков только для проформы согласится передать ему Агнессу, а сам задумает от него избавиться.
– Над этой ситуацией надо серьезно работать, – сказала я и подумала, что впредь деда нужно держать от Мешкова подальше. Если уж и прибегать к его помощи, то на других фронтах. Несмотря на то, что мы с дедулей не всегда понимали друг друга, он был моим единственным родным человеком, и я не имела морального права его подставлять.
* * *
– Полетт, ты вообще отдыхать собираешься?
– Ты имеешь в виду новоселье Ромашкина? Я про приглашение Вадима не забыла...
– А мне кажется, что забыла. До приема остались считаные часы, а ты не суетишься, не подбираешь платье, не завиваешь кудри, не делаешь маникюр, в конце-то концов!
Я посмотрела на свои наращенные ногти и улыбнулась.
– Дедуля, ну какой ты смешной! Существуют новые технологии, поэтому мои ногти в полном порядке и будут такими еще несколько месяцев... А кудри нынче не в моде.
– Полетт, пусть я говорю смешные слова, прости старика. Просто я хочу, чтобы ты сегодня блистала...
– Ариша, я согласилась пойти к Вадиму Юрьевичу только потому, что там можно будет почерпнуть полезные сведения. А блистать там я не собираюсь. Ты, как никто другой, знаешь, что я не люблю праздников и шумных сборищ.
– Это меня и беспокоит. Я потакаю каждому твоему капризу, а ты обо мне совершенно не думаешь. Полетт, я так хочу дождаться внуков, научить их играть в пьяницу и в дурака...
Эта песня была мне очень хорошо знакома, поэтому я одернула прародителя:
– Дед, не начинай все сначала! Я вижу себя совершенно в ином качестве.
У нас назревал семейный скандальчик, но я не стала дальше обострять отношения, а принялась готовиться к торжеству.
Дед снова оказывался кое в чем прав. Вечеринка у Ромашкина превратилась в демонстрацию своей успешности. Гости, особенно гостьи, которых Вадим Юрьевич пригласил к себе на новоселье, выглядели претенциозно элегантно.
Аристарх Владиленович в своем белом костюме смотрелся комильфо. Что касается меня, то я в самый последний момент поддалась увещеваниям прародителя – облачилась в черное вечернее платье со шнуровкой на спине и повесила на шею нитку жемчуга. В общем, чисто внешне не выбивалась из колеи, но внутренне почему-то не находила себе места. Возможно, это происходило потому, что Вадим усадил меня рядом со своей мамой, женщиной весьма преклонного возраста, прикованной к инвалидному креслу.
– Меня зовут Александра Владимировна, – представилась Ромашкина, поправив рукой пышные седые волосы и демонстрируя перстень с огромным черным камнем. – А вы, наверное, Полина?
– Да, – коротко ответила я и присмотрелась к хозяйке дома. При каждом сказанном слове на ее не лишенном привлекательности лице проступали следы прожитых лет. Мимические морщины было трудно скрыть косметикой, которой она активно пользовалась.
– Я о вас наслышана, – говорила Александра Владимировна. – Сын в последнее время только и говорит о вас...
– И что же он обо мне говорит? – спросила я для поддержания разговора.
Оказалось, что Вадик в красках описал своей мамочке нашу первую встречу, ту самую, когда он с топором в руках попытался спасти антикварный стул от похищения.
– В этом весь Вадим, – восторженно говорила о своем чаде пожилая женщина. – Он такой смелый, решительный...
– Да, с его стороны это был очень мужественный поступок, – польстила я сердцу матери.
– Поленька, я слышала, что вы играете на саксофоне, не так ли?
– Да, это так.
– А почему вы выбрали именно этот инструмент? – поинтересовалась Александра Владимировна. – Женщины редко делают такой выбор.
– В общем-то, это был не мой выбор. Когда мне было десять лет, дед подарил мне саксофон. Знаете, он показался мне похожим на огромную курительную трубку. Я тогда еще сама не знала, что захочу научиться играть на этом инструменте, но его элегантная форма мне понравилась.
– Милая моя, как я вас понимаю! Я сама всю жизнь мечтала играть на саксофоне, но у меня проблемы с дыханием, – призналась Ромашкина.
– Я тоже боялась, что у меня ничего не получится, но после первого же урока я поняла – это мое. Мне нравится, что саксофон, как хамелеон, способен менять цвет своего голоса.
– О да, он может слиться со скрипками, барабанами и мощными медными духовыми инструментами, – вдохновенно говорила Александра Владимировна. А ее сын, глядя на нас с другого конца стола, был в восторге от того, что я нашла общий язык с его матушкой. На самом деле это была лишь дань элементарной вежливости. Тем временем Ромашкина продолжала: – Я всегда говорила, нельзя злоупотреблять этим качеством саксофона в оркестре, нельзя нарушать величественный характер его звучания и исполнять на нем музыкальные пустяки. Таков уж его непростой характер.