– Скажите, а Маргарита Игоревна там? – спросила меня девушка.
– Нет, – соврала я.
– Саша, пойдем ее в конюшне поищем, – сказала она своему парню, и вскоре я снова осталась одна в этом конце коридора.
Можно и нужно было действовать. Не долго думая, я засунула одну карту за стекло, затем – другую и третью. Едва я собралась запустить туда последнюю карту, за дверью директорского кабинета послышались приближающиеся шаги. Дабы меня не застукали на месте преступления, я отскочила подальше от стенда, но эта предосторожность была излишней. Никто в коридор не вышел. Тогда я вернулась обратно и бросила последнюю карту. Три штуки упали рядком, а вот дама крестей завалилась за бубновую подружку. Впрочем, это было не так уж важно. Главное – меня никто не застал за этим неблаговидным занятием.
– Я никуда не поеду! – после некоторых раздумий решительно и бесповоротно заявила Рита.
– А это мы еще посмотрим! – возразил ей отец. – Я сам завтра же куплю вам две горящие путевки и отправлю за границу. Да, так я и сделаю!
– Папа, признавайся, что ты задумал?
– Ничего.
– Неправда. Почему ты не хочешь сказать мне, что у тебя на самом деле на уме? Ты ведь никогда от меня ничего не скрывал, – сказала Ритуля, даже не подозревая, как жестоко она ошибается относительно правдивости и порядочности своего отца.
– Конечно, не скрывал и не скрываю, – нагло врал папочка-убийца. – Зачем ты ищешь то, чего нет. Мои намерения очень просты. Я хочу, чтобы вы с Ильей полноценно отдохнули. Да и люди могут подумать, что у нас нет средств на престижные курорты.
– Меня не волнует, что о нас может кто-то подумать. Кроме Володи, конечно. Странно, что ты это сказал. Тебе тоже всегда было наплевать на чужое мнение.
– Все, Рита, разговор окончен. Как я сказал, так и будет, – суровый голос Мешкова прозвучал практически около двери, и я поспешила удалиться.
Из разговора отца с дочерью мне стало ясно, что Игорь Алексеевич сильно занервничал, получив вчерашнее послание. Он понял, что наследник Маститого не оставит его в покое, и, испугавшись, что нелицеприятные факты из его прошлого дойдут до дочери и внука, стал быстренько выпроваживать их на заграничный курорт. Однако Рита была женщиной с характером и, кажется, не собиралась потакать странной выходке отца. К тому же ее удерживал здесь Кудринцев. Она боялась оставлять его одного, значит, не была уверена в его чувствах. Скорее всего, Владимир Дмитриевич не собирался что-либо менять в своей жизни, например, разводиться с Ларисой Львовной.
Я вышла из конторы на свежий воздух и увидела Петра Николаевича. Похоже, теперь он готов был заняться моим обучением.
– Ну что ж, Полина, пойдемте. Сейчас я покажу вам лошадь, на которой вы будете учиться ездить верхом. Еще не передумали, нет?
– Петр Николаевич, а почему вы все время меня отговариваете? Даже сейчас, когда я здесь...
– Видите ли, Полина, я очень хорошо разбираюсь в людях и с первого взгляда могу определить, из кого выйдет толк, а из кого нет. Думаете, мне охота тратить время на того, кто через одно или два занятия скажет, что зря сюда пришел? Потом лошади, они ведь чувствуют, как к ним относится человек. Когда между человеком и конем нет взаимопонимания, возможен травматизм, а мне такие случаи совсем не нужны. Полина, только не подумайте, что я вас запугиваю. Нет, просто вы должны знать, что верховая езда – это не шутки. Если вам эти занятия нужны только для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на своего молодого человека, то это для меня не аргумент.
– Но вы же вчера согласились меня учить!
– Ваш дедушка хлопотал за вас, да и я вчера был немного подшофе. Ладно, что-то я действительно переборщил. Пугаю вас и пугаю. Может, вам здесь понравится. Всякое бывает. Не только человек укрощает лошадей, но и братья наши меньшие способны менять характеры людей в лучшую сторону. Сейчас я покажу вам одного человека. Я был знаком с ним в далекой молодости, он уже тогда был с гонором. Найти с ним общий язык, кроме как на кулаках, было невозможно. А теперь Владимир Дмитриевич немного изменился. – Мы зашли в конюшню, и Кныш показал мне рукой на дальнее стойло: – Вон видите ту серую в яблоках кобылу?
Я посмотрела туда, куда показал рукой мой тренер, и увидела Владимира Дмитриевича, обнимающего лошадь за шею и прижимающегося лицом к ее густой гриве. Это было удивительное для меня зрелище, ведь наш генеральный был скуп на положительные эмоции. Я видела не раз, как Кудринцев стучал на совещаниях кулаком по столу и грозил своим подчиненным увольнением, слышала, что он периодически бьет свою супругу, да и вообще, поднять на женщину руку для него дело обыденное. Но вот теперь я стала свидетельницей того, как Владимир Дмитриевич проявлял заботу о животном. Он действительно холил и лелеял свою кобылу. Каждое его движение было пронизано нежностью и любовью. И Агнесса отвечала своему хозяину взаимностью. Даже издалека было видно, что ей нравились его ласки. Она опустила шею и, звеня уздечкой, кокетливо заржала.
– Да, очень красивая лошадь, – сказала я, встав за тренера, чтобы Кудринцев не заметил меня.
– Что есть, то есть. Агнесса – наша гордость. Она была у нас самой строптивой лошадью, ее прежний хозяин, Урсуляк, с трудом управлялся с ней. Потом ее купил Владимир Дмитриевич, это как раз тот директор кирпичного завода, о котором мы вчера говорили у Ромашкиных. Новый хозяин смог быстро приручить строптивую лошадь. Да и сам Кудринцев как-то изменился. Он заботится об Агнессе, не брезгует сам чистить здесь за ней... Хотя это совсем необязательно, тем более для человека его положения. За него эту работу могут выполнить подсобные рабочие.
Словно почувствовав, что мы говорим о нем, Владимир Дмитриевич посмотрел в нашу сторону, но меня не узнал, потому что я предусмотрительно натянула на лицо козырек бейсболки. Кныш хотел подвести меня к Кудринцеву, но я поинтересовалась, оставаясь на месте:
– А где лошадь, на которой я буду учиться ездить?
– Там, – тренер махнул рукой в сторону, противоположную от стойла Агнессы.
Это меня порадовало. Лучше все-таки не светиться перед Кудринцевым. Мы пошли направо, я оглянулась назад и увидела, что Владимир Дмитриевич снял с кобылы удила и повел ее куда-то в одном недоуздке.
– Повел Агнессу в леваду пастись, – пояснил Петр Николаевич, перехватив мой взгляд. – А сам пока будет убирать стойло.
Кныш остановился около жеребца, которого чистила девчонка лет шестнадцати, и заговорил с ней. Я же оглянулась на генерального и окончательно убедилась в том, что коварнее плана мести, чем лишить Кудринцева любимой кобылы, мне и не придумать.
– У нас пополнение? – спросила девушка.
– Да, новенькая, – сказал ей Петр Николаевич и подвел меня к соседнему стойлу. – А вот и Спартак. Нравится?
Это был низкорослый черный коняга, какой-то худой, с ввалившимися боками, а потому несчастный. От него жутко пахло, а когда он оскалил зубы, то я от этой злобной выходки инстинктивно попятилась назад. Правда, заметив усмешку на лице Кныша, я преодолела себя, сделала шаг вперед и погладила коня. Он был от этого не в восторге. В общем, я посмотрела на Спартака, он – на меня, и мы, кажется, совершенно не понравились друг другу. Любви с первого взгляда, к сожалению, не случилось. Более того, я пришла к осознанию того, что верховая езда не для меня. Если бы не суровая необходимость побывать на конюшне, меня бы не заманить сюда никакими коврижками.