— Живут здесь круглый год?
— То здесь, то в Париже. В деревне их зовут «Валиумами».
Эрнест расхохотался.
— Замечательно. Они такие с чьей-нибудь помощью или просто зануды от рождения?
— Кто знает? — пожала плечами Николь. — Они очень медлительны, холодны… нет, не холодны, а очень… как бы это сказать… пресыщенны.
— Понадеемся на Бога, — сказал Саймон. — Можно было понять по взглядам, какими они меня одарили. Подними носы чуть выше, смотришь, и вывихнули бы себе шеи. Позеры. Интересно, снимает ли он на ночь очки?
— Да ну вас! — воскликнул Эрнест. — Что за праздничный разговор. Давайте лучше спокойно выпьем, пока не началась сутолока. А если «Валиумы» удостоят нас своим визитом, посадим их куда-нибудь в угол, чтобы никто о них не споткнулся, и разбудим, когда придет время расходиться по домам. Что пьем?
Они уселись за столик, потягивая чуть охлажденное красное вино. Саймон волновался и немного побаивался, как бывало с ним накануне трудного разговора с клиентами. Предположим, Николь ошибается и деревне не нравится затея с отелем? Предположим, что Крауч уже решил облить его грязью? Предположим…
— Bon soir, mes amis, bon soir. [55]
Рядом с маленькой смуглой женщиной, которую он представил как жену, возвышался Блан. Следом в сопровождении пожилой пары появилась группа рыжих и светловолосых парней и девушек.
— Местные шведы, — шепотом подсказала Николь, — очень «симпа», и их всегда очень много.
Она принялась представлять — Эбба и Ларс, Анна, Карл и Бригитта, Арне и Харальд — все рослые, улыбчивые, прекрасно говорящие по-английски. Кто сказал, что шведы холодны в обращении? Оттаивающий понемногу Саймон стал рассказывать о своих планах относительно отеля. Пожилая пара кивала головами. Что касается их мнения — хорошее дело. У них в доме никогда не хватает места для всех желающих побывать здесь. Иногда кажется, что у них на полу ночует половина Швеции, а прошлым летом, когда из-за эпидемии закрыли… Изобразив ужас, рассмеялись и взяли еще по стакану.
Тронув Саймона за руку, Николь кивком указала на дверь, где мэр Бонетто с женой словно приросли к порогу. Саймон поспешил навстречу.
— Больше у нас не останавливаетесь, — шутливо пожурила его мадам, глядя на Николь. — Нашли постель помягче, а?
Бонетто так стиснул руку Саймону, что затрещали кости.
— Ça va? — спросил он, на этот раз как клещами сжав плечо. — Значит, у нас будет свой отель?
Живые пытливые глаза на изрезанном морщинами лице изучающе глядели на Саймона.
— Надеюсь, вы одобряете?
— Я одобрил. Весь муниципальный совет одобрил. Почему все должны останавливаться в Горде? C’est bien, c’est bien.
Он так хлопнул Саймона по спине, что у того наверняка остался синяк. С чувством облегчения Саймон повел его к бару. Эрнест налил пастиса.
— Скажите, — спросил Саймон, — а где ваша дочь? Она не придет?
— Осталась в кафе. Конечно, недовольна, но кому-то нужно остаться. Santé, — закончил Бонетто, опрокидывая рюмку пастиса.
Отнесу ей бокал шампанского, решил Саймон, это ее подбодрит.
Зал наполнялся людьми. Николь, шепча на ухо, кого как зовут (что он тут же забывал), подводила его к гостям. Четверка парижан в мягких кожаных блузонах; мясник и булочник; хозяйка местной крошечной почты; Дюкло из гаража со своим вымазанным машинным маслом псом; Фонци с затянутой в замшу надушенной подружкой; Жожо и Клод, выскобленные и выбритые; жавшиеся к стенке пожилые селяне с морщинистыми лицами; двое агентов по торговле недвижимостью, сунувшие Саймону в нагрудный карман визитные карточки; шикарно разодетый мужчина, рвущийся поговорить об охранной сигнализации от воров; владелец лучшего в округе виноградника. В течение всего этого суматошного, но вселившего большие надежды часа Саймон не уловил ни следа негативной реакции. Обстановка была теплой, дружественной, заметное поначалу разделение на местных и приезжих постепенно исчезло. Им, видно, раньше не доводилось собираться вот так, вместе. Вечеринка обещала быть удачной.
Саймон пробрался к бару.
— Как дела, Эрн?
— Держусь, дорогой, правда, с трудом, — ответил тот, вытирая пот со лба. — Шампанское пользуется потрясающим успехом.
Саймон вспомнил о девушке из кафе.
— Думается, надо отнести бокал соседке, дочке Бонетто. — Глядя на разливающего шампанское Эрнеста, спросил: — Кажется, вечер что надо, а?
— Ну, если судить по пустым бутылкам… — Эрнест отвлекся, заметив пустой стакан в руках мадам Бонетто. — Un petit pastis, madame?
Мадам Бонетто позволила наполнить стакан.
— Merci, jeune homme.
Эрнест горделиво задрал нос.
Забрав бокал с шампанским, Саймон пробрался через толпу и вышел в ночной холод.
Пристроившись у стойки с блюдечком арахиса, девушка смотрела телевизор. Прежде чем улыбнуться Саймону, провела языком по зубам.
— Какая жалость, что вам пришлось остаться здесь, — сказал он. — Я принес вам шампанского.
— C’est gentil.
Она посмотрела на него поверх бокала. Огромные темные глаза. Милая девушка, из нее получится прекрасный регистратор в отеле, подумал Саймон. Надо поговорить с отцом.
— Никогда не спрашивал, как вас зовут, — сказал он.
— Франсуаза.
— Саймон.
— Папа говорит, вы собираетесь открыть отель.
— Верно. Надеемся, что к следующему лету.
Отпив глоток шампанского, опустила взгляд на бокал. Черные ресницы на фоне оливковой кожи.
— Вам понадобятся служащие.
— После Рождества начнем набирать.
— Мне было бы очень интересно. — Она наклонилась вперед, и Саймон обнаружил, что не сводит глаз с маленького золотого крестика в вырезе блузки. — Мне нравится всякое новое дело.
— Что скажут родители, если ты уйдешь из кафе? Не могу же я тебя украсть.
Выпятив нижнюю губку и дернув плечиком, она ответила:
— У меня есть кузина. Она может работать здесь.
— Я поговорю с отцом, о’кей? Хорошо, мне, пожалуй, надо идти. — Он отошел от стойки. — Au revoir, Франсуаза.
— Бай-бай, Саймон.
Улыбаясь в темноте, он направился к жандармерии. Посади ее за регистрационную стойку, и не у одного постояльца зачастит пульс.
Подходя к зданию, он разглядел стоящие в открытых дверях три темные фигуры.
— Ладно, — раздался голос, — давайте зайдем и пообщаемся. Амброз, ты, кажется, говорил, что он рекламный агент? Из тех ужасных людишек в галстуках-бабочках.