И в награду, подумал Саймон, в этом месяце меня не взорвут, не украдут, не искалечат и не ограбят. Ну прямо мечта всей жизни.
— Думаю, надо что-нибудь выпить для пищеварения, Энрико. Что скажешь?
— Старой виноградной. Если имеется, «Резерв де Лега» от «Шатонеф». Как видите, я местный бизнесмен и поддерживаю местный бизнес. — Улыбка стала на два-три миллиметра шире. — И я заплачу за обед. Настаиваю.
— Значит, каждый должен иметь выгоду?
— Совершенно верно, друг мой. Каждый должен иметь выгоду.
Жожо задом подал фургон на стоянку напротив отеля и встал рядом с большим черным «мерседесом». Шофер, тоже большой и черный, смотрел, как Жожо, стараясь не зацепить чистый, без единого пятнышка, кузов «мерседеса», осторожно открывает дверцу фургона. Они кивнули друг другу, и Жожо, держа двумя пальцами конверт, чтобы не испачкать, перешел улицу. Потопал на тротуаре ногами, стряхивая пыль, и вошел внутрь.
По глубоко личным причинам, скрываемым от других Жожо всегда охотно ездил в отель, и на этот раз тоже вызвался отвезти счета Саймону. Стуча конвертом о ладонь, оглядел пустое фойе. Услышав, что Франсуаза говорит по телефону в кабинете, он вышел на террасу в надежде увидеть мадам Понс, чья роскошная фигура занимала так много места в его мечтах.
Он оглядел столики. Может быть, остывая после кухонного жара, она сидит за стаканом с кем-нибудь из клиентов. Рисуя в своем воображении слегка вспотевшие пышные телеса, он разглядывал сидевших за столиками. Вон там патрон, англичанин, пиджак на спинке стула, беседует с… Жожо внимательнее вгляделся в лицо человека в деловом костюме, лицо, которое он видел в газетах.
— Месье?
Обернувшись, Жожо увидел улыбающуюся ему Франсуазу. Миленькая девочка, подумал он. Добавь ей еще килограмм двадцать, и получится настоящая женщина.
Отдав ей конверт, он вернулся к фургону. Теперь он знал, кто хозяин «мерседеса», поэтому с величайшей осторожностью открывал дверцу и всю дорогу ехал задумавшись. Что может быть общего у англичанина с таким человеком?
Не веря своим ушам, Николь слушала рассказ Саймона об обеде. Это же шантаж, такое нельзя терпеть, надо сообщить в полицию, гангстера надо отправить за решетку. Она немедленно позвонит жандармам.
Она потянулась к телефону, но Саймон задержал ее руку.
— Не будь такой француженкой и не впадай в истерику. Что делать полиции — арестовать его за то, что угостил меня обедом? Он мне не угрожал, во всяком случае прямо. Просто рассказывал мне страшные истории.
Николь металась по комнате, нервными, короткими затяжками выкуривая сигарету за сигаретой.
— Так невозможно. Что-то надо делать.
— Что? Натравить на него миссис Гиббонс? Сказать ему, что нынешняя прачечная нас вполне устраивает? Черт побери, я даже не знаю, опасен ли он или просто блефует! Может быть, он пробует новый способ рекламы? Николь? — Она перестала метаться. — Остынь. Смотри, как дышишь.
— Я взбешена.
— Слушай, надо разузнать о нем побольше, а потом уж решить, что делать.
— Предположим, он тот, за кого ты его принимаешь.
— Или разделаюсь с ним, или соглашусь поменять прачечную, — ответил он, пожимая плечами.
— Это несерьезно.
— Я перестал быть серьезным. Сумасшедший дядюшка клянчит у меня карманные деньги, рядом проживает истеричка, чей муж не слезает с лестницы, а теперь мой новый приятель Энрико хочет превратить отель в вотчину мафии. Чего доброго, еще окажется, что забеременела мадам Понс или немецкая пара из восьмого номера чистит занавесками туфли. Как тут быть серьезным?
Николь подошла к нему и обняла.
— Тебе не очень весело, верно?
Он улыбнулся и кивнул головой.
— Ты не замечаешь, что мы почти не остаемся наедине? Каждый вечер ты занята, а я играю роль идеального хозяина, еле добираемся до постели, а с восьми утра каждый день все начинается сначала.
— Chèri, это же отель. Работы на весь день.
Они молча поглядели друг на друга. В открытую дверь кабинета послышался голос Эрнеста, вежливый, но сухой, потом шаги, удаляющиеся в сторону террасы. Эрнест вошел в кабинет и, закрыв за собой дверь, выразительно поднял глаза к потолку.
— Итак, мои дорогие, нас осчастливили визитом.
— Кто это, Эрн?
— Боюсь, не обрадуешься. Экс-миссис Шоу оторвалась от покупок в «Хэрродсе» и приехала навестить нас. К тому же с новым дружком. — Эрнест презрительно фыркнул. — Шибко разодетый молодой человек. Я отправил их погулять в садике.
— Денек обещает быть на славу. — Саймон, вздохнув, поднялся из-за стола. — Не похож на адвоката?
— Слава Богу, нет. Для адвоката слишком расфуфырен.
Саймон вышел на террасу и, щурясь от солнца, машинально поглядел на забор. Этот тип теперь даже не думал прятаться, и у Саймона возникло искушение позвать его перелезть через забор — выпить и поглазеть поближе на распростертые вокруг бассейна тела.
Потом увидел замысловатую прическу и знакомый профиль Кэролайн, улыбавшейся стоящему рядом мужчине. Как всегда, во всем дорогом. Заметив направившегося в их сторону Саймона, помахала рукой. На запястье в лучах солнца заиграл тяжелый серебряный браслет. Он помнил, когда его покупал, а также вспомнил, как однажды она швырнула им в него.
— Как поживаешь, Саймон? — приветствовала она, подставляя для поцелуя не закрытый большими темными фильтрами кусочек щеки. — Как загорел!
— Привет, Кэролайн. Неплохо выглядишь.
— Саймон, это Джонатан. Джонатан Эдвардс.
Мужчины обменялись рукопожатиями. Джонатан выглядел на несколько лет моложе Саймона, стройный, темноволосый. Было видно, что ему в безупречно сшитом двубортном блейзере и серых фланелевых брюках очень жарко. Надо с ним полюбезнее, решил Саймон. Возможно, материал для очередного замужества.
Саймон отметил, что, прежде чем сесть самому, Джонатан заботливо подвинул стул Кэролайн и моментально достал зажигалку, когда она взяла сигарету. Обещающее поведение, подумал он, и с выражением глубокого интереса стал слушать болтовню Кэролайн о поездке по Франции. Прошлой ночью они останавливались в изумительном отеле под Парижем, а теперь едут провести несколько деньков на яхте одного приятеля вблизи Антиба. Джонатану так надо отдохнуть от дел в Сити, не так ли, дорогой? Казалось, что она называла его «дорогой» через каждые десять слов и как бы между прочим подчеркивала каждую фразу, касаясь, будто собственница, его руки.
Сам Джонатан не произнес ни слова, но позволил себе несколько расслабиться, расстегнув на блейзере гербовые медные пуговицы и распахнув шелковые отвороты. На голубой в полоску рубашке вышита монограмма. Выглядел он вполне процветающим. Интересно, думал Саймон, выдержит ли он бремя счетов Кэролайн в «Америкэн экспресс».