На этот раз Энна не стала отвечать. В окружавшей их темноте лицо стражника скрывали тревожные тени. А то местечко в ее груди, которое она прежде наполняла теплом, теперь было полно боли от страха.
— Ты должна мне ответить, понимаешь? Наша драгоценная маленькая пленница. Наша огненная ведьма. Ты заслуживаешь смерти, но вместо этого тебя моют, и кормят, и охраняют, как породистого жеребенка. Ты в ту ночь кое-что у меня забрала. Не получу ли я что-нибудь взамен?
«Ох, — подумала Энна, — ох, вот что…»
Стражник подошел еще ближе, и Энну охватили боль и тошнота от сознания собственного бессилия. Она чувствовала себя как связанный труп. Ее рассудок метался, как больной ребенок, лежащий в задней части фургона. Энна сосредоточилась на страхе внутри себя, пытаясь сообразить, как превратить его в гнев и заставить гнев освободить ее, пробудить ее кожу, помочь ей вновь ощутить тепло, высвободить заснувший огонь… Стражник опустился рядом с ней на колени и коснулся одеяла, в которое Энна поспешно завернулась поплотнее.
Голос мужчины звучал мягко и насмешливо:
— Я просто хочу посмотреть, на что похожа огненная ведьма.
Энна почувствовала на своем лице тепло его дыхания. «Хорошо. Тепло, Ну же, давай! — думала она. — Давай коснись меня, и посмотрим, что тогда случится». Но она по-прежнему крепко придерживала одеяло, и это отчаянное цепляние напомнило ей, насколько она теперь слаба. Энна всхлипнула и вдруг ощутила внутри себя каплю тепла. Лицо стражника нависало над ней, она видела едва заметный блеск его зубов. Он несколько раз ткнул ее в бок костлявым пальцем, как будто проверял, насколько она упитанная, или поддразнивал сестренку. Потом потянул за края одеяла и прошипел:
— Тихо!
Хлопнуло входное полотнище шатра.
Стражник вскочил на ноги.
— Капитан, — произнес он, стараясь говорить спокойно.
Сайлеф бросил бешеный взгляд на него, на Энну, снова на стражника. Энна натянула на грудь сползший край одеяла. Руки у нее тряслись, как детская тыквенная погремушка.
У Сайлефа перекосилось от гнева лицо. Он ринулся вперед и ударил стражника кулаком в лицо. Тот полетел на землю. Сайлеф крепко выругался, посмотрел на стражника и ударил его еще раз. А потом еще и еще, проклиная и самого стража, и всех его родных, и его вонючее грязное сердце. Стражник лишь прикрывал руками голову и скулил, как побитый пес. Сайлеф, похоже, не желал останавливаться, его трясло от ярости, но он все же схватил мужчину за ворот и пояс, протащил через шатер и вышвырнул наружу.
Прижав ладонь к лицу, Сайлеф несколько раз с силой втянул воздух через нос, все его тело сжалось в тщетной попытке успокоиться. Лоб капитана покрылся потом.
Энна слегка приподнялась на локте.
— Ты не должен был позволять ему такое… — Ее голос задрожал куда сильнее, чем она ожидала. — Он ведь мог… я ведь могла вдруг… поджечь…
Энна умолкла, разъяренная и униженная, осознав, что даже в гневе огонь не признал ее одурманенного разума.
Сайлеф сжал кулаки и огляделся по сторонам, как будто ища, по чему бы ударить. Потом уставился на Энну и заговорил, трясясь от ярости:
— Никто к тебе не прикоснется! — Он прошелся по шатру, прижав кулак к зубам. На руке осталась капля крови из-за того, что он слишком сильно прикусил губы. Злобно смахнув каплю, он почти крикнул: — Никто!
Когда его дыхание немного выровнялось, Сайлеф сел рядом с Энной. Она взглянула ему в лицо, не веря, что это тот самый человек, которого она видела на военном совете в Остекине. И вдруг подумала: «Он совершенно не похож на Финна».
Некоторое время Сайлеф просто смотрел на Энну, потом сказал: «Мне очень жаль» — и встал, чтобы уйти.
— Погоди, — тихо произнесла она.
Капитан обернулся к ней, и в его глазах вспыхнуло нечто похожее на надежду. Энна вдруг поняла, что хотела попросить его остаться и что это было очень глупо, так что она снова опустилась на постель и промолчала. Сайлеф еще немного подождал и ушел.
Энна старалась не закрывать глаз как можно дольше. Она потирала обнаженные руки под одеялом, пытаясь расслабить дрожащие мышцы. Она никогда не чувствовала себя такой опустошенной.
Рано утром, когда стенки шатра едва начали светлеть при первых признаках рассвета, входной полог снова распахнулся. Энна подскочила, но это оказалась всего лишь голубоглазая женщина. Она принесла Энне одежду и заботливо помогла ей одеться. От женщины пахло простым мылом и дымом костра. Энна провела ослабевшей рукой по подолу юбки — пергамент все еще был там.
Сайлеф ждал снаружи, пока женщина не ушла, потом тихо вошел, держа в руке кожаную фляжку с водой. Энна едва не всхлипнула.
— Пожалуйста, — взмолилась она, забыв о гордости. — Я не хочу снова потерять способность думать и двигаться!
— Мне самому не хочется это делать. Но Тиедан приказал держать тебя одурманенной. — Сайлеф вытащил из фляжки пробку и поднес горлышко к губам Энны. Другой рукой он провел по ее лбу. — Чуть-чуть. Немножко, чтобы удержать огонь. Это не навсегда, а лишь до тех пор, пока не найдут способ защититься от тебя.
Сайлеф наклонил фляжку, и Энна невольно вцепилась в капитана, чуть не подавившись горьким питьем. Девушка закашлялась, сделала один, два, три глотка; потом Сайлеф убрал фляжку и подолом рубахи отер лицо Энны, залитое водой.
— Ты очень храбрая, Энна.
Это было уж слишком. Храбрая. Энна задохнулась, крепче вцепилась в Сайлефа и заплакала. Страх и бессилие были слишком велики, Энна едва помнила, кто она такая. Сайлеф прижал ее к груди, гладил по волосам и слегка раскачивался, словно баюкая девушку. Когда он заговорил, его голос зазвучал мягче, тише.
— Да, Энна. Ты изумительна. А это все временно. Ты снова воссияешь, обещаю. Я увижу, как ты опять испускаешь пламя.
— Почему? — спросила она.
Сайлеф не ответил. Он продолжал прижимать к себе Энну, пока «королевский язык» не разлился по ее телу и не завладел руками и ногами, охладив кожу так, что Энна почувствовала себя умершей. Пространство внутри ее было пустым и холодным, оно тяжело давило на грудь. Вскоре она уже не ощущала Сайлефа, хотя и понимала, что он находится рядом. Только обоняние продолжало работать, Энна остро чувствовала запах. Она даже различала, чем именно пахнет кожаный жилет капитана: пылью, дымом, маслом, животными…
Глядя на темные волоски на тыльной стороне ладони Сайлефа, девушка вспомнила, как разъярился капитан прошедшей ночью. Что он сделал с тем поганым стражником? Может, тот уже мертв? Финн не стал бы его убивать, но Сайлеф мог это сделать. Энне хотелось спросить об этом капитана, задать ему множество вопросов, и все они начинались бы со слова «почему?». Но ей было так уютно рядом с ним сейчас, когда ее тело почти полностью онемело… И ей нравился его запах.
Обоняние на много дней стало ее единственным чувством, а Сайлеф и «королевский язык» — единственными друзьями. Когда действие дурмана ослабевало, появлялся Сайлеф. Энна прислонялась к нему и рассказывала о своем доме, о Лесе и о том, как она работала в городе, о смерти Лейфера и о том, как королева пыталась удержать Энну, не позволить ей жечь… Она рассказывала ему все это, потому что хотела добиться его доверия, уверенная в том, что Сайлеф — единственный ее шанс сбежать отсюда. И еще она говорила потому, что ей этого хотелось. В эти мгновения с Сайлефом, когда хватка «королевского языка» ослабевала, Энна чувствовала себя хоть немного похожей на саму себя.