Финн обнял ее и уткнулся лицом ей в шею. А Энна прижалась щекой к щеке Финна и наконец-то позволила себе разреветься.
— Энна, — тихо произнес он, крепче прижимая ее к себе.
В его объятиях Энна совсем не чувствовала себя беспомощной девчонкой, запертой во вражеском шатре, или гневной и ненавидящей пленницей, сопротивляющейся Сайлефу. Нет, теперь она снова ощутила себя самой собой, той Энной, какой она и хотела быть. Руки Финна объяснили ей все это.
Финн целовал ее щеки и волосы, его глаза сияли, как будто он не верил в происходящее.
Энна обхватила ладонями его лицо, повернула к себе и провела большим пальцем по шраму, оставленному рукой Сайлефа.
— Ты такой хороший, Финн! Такой хороший…
— Я могу быть и лучше, — ответил он. — Вот увидишь.
Через несколько минут вернулась Изи, хотя они и не заметили, когда и куда она ушла, и привела коня Финна. Она старалась не отрывать глаз от земли, пока Энна не спохватилась:
— Ох, все в порядке, Изи!
Изи взглянула на них и улыбнулась:
— Добрый вечер, Финн. Как поживает твоя матушка?
Их дальнейшее продвижение вперед было медленным и трудным. Энна так и не оправилась до конца после схватки с Сайлефом, и в ее теле продолжала бушевать лихорадка. Иной раз в полусне она слышала отчаянный голос Финна:
— Изи, прошу тебя… она такая горячая, проснись!
И Энна чувствовала дуновение ветра, отгонявшего от нее оранжевый туман.
Как-то раз ей приснился Сайлеф, и она снова видела пылающий вокруг нее огонь и кричала, что он любил пустую оболочку. Энна пыталась проснуться, задыхаясь от страха, что уже умерла. Даже во сне она осознавала вокруг себя лихорадочно горячую жизнь. А проснувшись, ожидала увидеть на горизонте Ясид, похожий на опасную грозовую тучу. Лихорадка, грозившая смертью, пугала ее так же, как мысль о том, что она в конце концов доберется до Ясида и получит исцеление. Она ведь не зря сказала Сайлефу, что она такая, какая есть. Чем она станет без огня?
Но теперь ей было гораздо легче, потому что рядом находился Финн. Пока Энна боролась с огненной лихорадкой, а Изи терзал ветер, Финн взял на себя заботу о них обеих. Он готовил им еду и отыскивал дорогу между болотами и каменистыми холмами, следуя, насколько то было возможно, старой карте, срисованной Изи из книги. Когда Энне было уж слишком плохо, он старался отвлечь ее разговорами или просил Изи рассказать какую-нибудь сказку. А в наихудшие моменты просто обнимал Энну и напевал ей низким голосом глупые песенки о плавающих кроликах и бесхвостых белках.
Их сильно задержала Восходная река, ставшая гораздо более полноводной с тех пор, как была нарисована карта, и они потратили три дня на поиски брода. Потом они направились по дороге, шедшей вдоль реки, и теперь им время от времени встречались путешественники с темными, как у байернцев, волосами и кожей цвета полированного вишневого дерева. Финн ловил рыбу и кроликов и обменивал часть добычи на темный плоский хлеб.
Другие путешественники не говорили на языке северян. И для Энны не стало сюрпризом, что Изи в те моменты, когда чувствовала себя достаточно хорошо, старалась говорить с южанами, практикуясь в языке Ясида, который изучила по книге.
— Нужно какое-то время прислушиваться, чтобы понять, как именно они произносят слова, какой у них выговор, но, думаю, я с этим справлюсь.
— Ничуть не сомневаюсь, — ответила Энна. — Ты чудо. А все мои способности к языкам ушли на два слова: «Вон там!»
— Вон там! — выкрикнул Финн, не поднимая головы от котелка, который как раз чистил.
Они засмеялись, а потом им пришлось рассказать Изи историю этих двух слов, и Энна вдруг заметила, что все это больше не кажется ей забавным. Она умолкла и отвернулась, стараясь прогнать из памяти пылающие образы. Ей снова почудилось, что если она вот сейчас оглянется через плечо, то увидит все, что натворила: тлеющие рубахи, покрытые ожогами лица, открытые в крике рты…
— Энна, — окликнул ее Финн.
Энна понимала, что эти ужасные воспоминания не преследовали бы ее так яростно, если бы ее до сих пор не мучило желание жечь. А мысль о том, что она может потерять связь с огнем, причиняла почти такую же сильную боль, как та лихорадка, что сжигала ее кровь и кожу.
И вот наконец, через два месяца после того, как они покинули дворец, они пересекли границу Ясида и добрались до первого города, Квапаха. Стены города, на первый взгляд каменные, оказались сложенными из кирпича песочного цвета. Здания в городе были простые, с узкими высокими окнами. Все здесь было светлым и блестящим, все отражало солнечный свет и слепило глаза.
Изи спросила какую-то женщину, как им найти тата-рук, мастеров огня. Женщина поморщилась, словно почуяла запах гнили, и махнула рукой, показывая за городскую стену, где на открытом пространстве паслись козы.
Путники направили лошадей через луг, поросший чахлой травой, через каменистую гряду и снова очутились на равнине. При виде скромного строения у Энны от страха все внутри сжалось. Дом выглядел аккуратным, тщательно построенным. Каменная стенка окружала зеленые посадки; из светлой почвы вылезали ростки овощей, дальше виднелись ряды кукурузы, хлопковых кустов и фруктовые деревья с глянцевитыми листьями. Эта земля была настолько теплой и сухой, открытой ветрам и солнечному свету, что ее невозможно было сравнивать с Лесом, к которому привыкла Энна, и она только удивлялась тому, что здесь вообще хоть что-то растет.
На помосте посреди поля сидел скрестив ноги молодой человек; ладони он положил на колени, а глаза закрыл. Над его головой был натянут на шестах кусок ткани, защищающий от солнца. Энна прищурилась, всматриваясь, и ей показалось, что она видит похожие помосты и дальше, в полях по другую сторону дома. Энна поздоровалась с молодым человеком, а Изи задала вопрос на языке южан, но он даже не глянул на путников.
Все трое пошли вдоль каменной стены, ища местечко, где можно было бы попастись их лошадям. Из-за стены раздались чьи-то голоса. Изи остановилась и прислушалась.
Со стороны города подошли четверо мальчишек. Они забрались на стену шагах в тридцати от путников. В руках у них было полно камней, и они начали что-то кричать человеку, сидевшему на помосте. Энне их слова показались грубыми и некрасивыми.
— Я не понимаю многих слов, — сказала Изи, — но звучит это как оскорбления. Они называют этого человека неверующим и спрашивают, почему он так эгоистичен и заставляет дождь падать только на свои поля.
Тут раздался громкий удар. Один из мальчишек швырнул в помост камень, и тот отскочил от шеста.
— Почему они так себя ведут? — сказала Энна. — И почему он им это позволяет?
Изи что-то крикнула мальчишкам, но те не обратили на нее внимания.
Полетел еще один камень.
— Ну что творят! — воскликнула Энна.