— Это правда, детка? Ты чувствуешь себя существом второго сорта, потому что ты — гей?
— Представь себе, — тот вскинул голову. — Кого-то устраивает двойная жизнь под одеялом. Делать вид, что ты как все или замалчивать тему. А кому-то нужны открытые, полноценные отношения. В Европе гей-пары давно уже вписаны в структуру общества. Им не надо прятаться и врать. Они живут обычной жизнью, вместе ездят в гости к родителям, имеют право официально оформить наследство. И никто на них не показывает пальцем. А какие могут быть взаимные обязательства, если люди не позволяют себе открыто быть вместе?
Этот камень, запоздало и беспомощно брошенный в чужой огород, был направлен мимо цели, и не мог задеть. Но рассуждения бывшего любовника невольно повернули мысли Георгия в сторону Игоря, из-за которого он успел наделать множество глупостей, получив взамен рога и досадную ссору с компаньоном.
— А мне кажется, в Европе то же, что у нас, — проговорил Севочка. — Есть нормальные люди, а есть мудаки.
— В Европе нет такого быдлячества, как у нас, — возразил Рослик в запале. — Там в гей-клуб люди приходят, чтобы пообщаться, поиграть в бильярд, обсудить какие-то вопросы, а не чтобы снять партнера для случки на одну ночь!
— Ну да, там ещё у всех геев крылья вместо хуёв, — не без яда предположил Севочка.
— Интересно, ты о чем-нибудь думаешь в жизни, кроме хуёв? — вспылил Рослик. Он захмелел; тонкая кожа у него на лбу и на крыльях носа загорелась малиновыми пятнами. Черты Минервы, смягченные алкоголем, опустились вниз и словно раскисли.
Георгий поймал себя на том, что поглаживает его по спине, ощупывая пальцами твердые позвонки, вспоминая, как волновала его раньше эта аскетическая худоба, казавшаяся изысканной и немного старомодной, как у женщин эпохи ар нуво.
— Я много о чем думаю, — ответил Сева. — Одно другому не мешает. Просто я считаю, что надо пользоваться тем, что нам дала природа, а не рассуждать о несбыточных мечтах.
И он снова подмигнул Георгию, словно обещая раскрыть бог весть какие тайны.
— Так ты пойдешь в душ? — напомнил Рослик с ноткой ревности. — Дать тебе чистое полотенце?
Тот встал, слегка покачнувшись.
— Да я и грязным вытрусь. Ой, я уже такая пьяная… Только вы не начинайте без меня!
Рослик тоже поднялся, начал убирать вещи с кровати.
Взгляд Георгия застрял на мушиной липучке, свисавшей с люстры. Он сообразил — патологический чистюля Рослик повесил её, чтоб уловить двух осенних мух, которые теперь трепетали рядышком в агонии, сцепив поломанные лапки и крылья.
Ромео, что лежит здесь мертвый, был с покойною Джульеттою обвенчан…
— Приятно тебя видеть, — проговорил он, обращаясь к Рослику, прикуривая новую сигарету. — Отлично выглядишь.
Тот молчал, нервно лязгая вешалками в шкафу. Его спина с выступающими лопатками двигалась очень выразительно.
Георгий подошел, обнял его сзади и хотел поцеловать, но Рослик отстранился довольно резко.
— Почему? — спросил Георгий Максимович, вспомнив тираду про «полноценные отношения» геев в Европе. — Нашел мне замену?
— Ты меня спрашиваешь? А ничего, что ты пропал на три месяца без звонка и объяснений?! Я уже на вашем сайте корпоративном смотрел — может, застрелили генерального директора? Или, наконец, посадили за хищения? Нет, жив, здоров, дает комментарии.
— Ладно, хватит критики! Я отсутствовал по уважительной причине.
— По какой же, интересно знать?
— Я влюбился. И хочу найти в тебе сочувствие.
Рослик издал сухой язвительный смешок.
— Неужели же тебе наконец кто-то не дал!?
— Мимо.
— Очень жаль. И кто он? Мальчик-модель, у которого хватило мозгов поломаться чуть дольше других?
— Да нет, он не ломался, — Георгий хрустнул кусочком льда, оказавшимся во рту вместе с глотком виски. — Ничто не предвещало роковой развязки. Просто секс без обязательств.
— Ну и?.. Тебе же, кажется, больше ничего и не нужно?
Ростислав повернулся, опершись спиной о шкаф, сложив руки на груди.
— Ты как всегда меня переоцениваешь. Не такое уж я животное. Хотя временами чувствую себя, как эта муха в сладком клее. — Георгий кивнул на липучку. — Ему семнадцать лет.
— И где тут роковая развязка? — поинтересовался Рослик. — Он подал заявление в милицию и хочет денег?
— Нет, он спит с моим компаньоном. Может, и не только с ним.
Рослик снова хмыкнул.
— Странно, а чего ты ждал? Бывает по-другому?
— Да, я понимаю, — кивнул Георгий. — Но злит ужасно. Увидел его вчера, случайно, первая мысль была — подойти и отхлестать по щекам.
Рослик вылил в свой стакан остатки виски, разбавил кока-колой.
— Мы что, уже прикончили литр? — удивился Георгий.
— Долго ли… Сам глотаешь чистый, как чай. Если хочешь, в холодильнике бутылка вина. Мне с Сицилии подарок привезли. Или можно покурить. Есть трава хорошая.
— Давай вино, давай траву, — решил Георгий, стягивая галстук. — Откуда, кстати? Из Амстердама?
— Я не больной через таможню везти. Правда, трубку там купил.
Рослик принес вино и какую-то особую трубку, напоминающую реторту для химических опытов. Заодно постучал в дверь ванной застрявшему там Севочке. Тот появился в одних полурасстегнутых джинсах, надетых, судя по всему, на голое тело, сразу прыгнул на кровать.
— Я думал, Звягинцев, тебя тут уже в третий раз девственности лишают, а они пыхают… э, мне-то дайте!
Пить крепленое вино после виски было крайне неразумно, но Георгий разлил марсалу по стаканам. Рослик раскурил трубку и передал по кругу.
— Я один раз так накурился, что идти не мог, — задумчиво сообщил Севочка. — Когда выпускной был в училище. Меня до автобуса Клочкевич тащил. Мы с ним даже целовались.
— Не стошнило? — покривился Рослик.
Тот хмыкнул.
— Георгий Максимович, а вы верите в любовь с первого взгляда?
— Это к чему? — спросил Георгий, наконец, чувствуя, как виски, вино и конопля закружили хоровод в его черепной коробке.
— Так, интересно. Мне тут сказал один, что любовь — это просто слово из шести букв, излишне нагруженное значениями. А я вот верю, — после паузы добавил Сева. — Вы не смотрите, что я некрасивый. Зато талантливый. Особенно в сексе.
— Он, главное, приезжает ко мне и говорит — я влюбился! — воскликнул Рослик, который тоже вдруг оказался изрядно пьян. — Да пошел ты, Измайлов! Как будто ты знаешь, что такое любовь.
Пересиливая головокружение, Георгий взял в свои его холодные руки.
— Хорошо, детка, только не кричи.