Я не смогла сдержать улыбку.
* * *
Я слукавила в том, что квартира находилась под постоянной охраной. Можно, конечно, было бы нанять Люсю и Васю, но мне не хотелось задействовать в этом деле лишних людей. Особенно тех, которые знали меня без грима. Но запись велась постоянно, я затащила Колю в машину, припаркованную возле дома его матери, открыла ноутбук.
– Смотри! А ты не верил.
– Маманя, – тихо протянул он, – постарела-то как, поседела. Слышь, у тебя композитора знакомого нет? У меня стихи о маме прям рвутся на музыку, а сам я, как понимаешь, консерваториев не кончал.
– Композитора нет, – поразмыслив, ответила я. – А зачем тебе композитор? Подобные стихи очень мягко ложатся на музыку простую, бардовскую. Отлови какого-нибудь одаренного студента, заплати, он тебе и музыку, и ноты, и исполнение на гитаре состряпает.
– Маманя, – опять повторил Коля, – да у кого же на такой божий одуванчик рука-то поднимется? Звери!
Одуванчик меж тем, бодро напевая, дефилировал по квартире. Вот Валентина Борисовна подошла к окну, и мы с Колей пригнулись, будто старушка могла заметить нас в машине. Но божий одуванчик искала не нас, ее внимание привлекли пара котов, сидящих на дереве и состязавшихся в вокальной дуэли. Хрупкая старушенция набрала в ванной ведро воды, подкралась к окну, тихо раскрыла его, и выплеснула содержимое ведра на котов, искупав, заодно, и солидного дядечку в костюме, который топтался перед подъездом. Дядечка поднял голову, но старушка уже успела скрыться.
– Во дает, маманя, – радостно заржал Колька, – а меня за это самое в детстве порола!
Я присмотрелась к пострадавшему: да это же наш Яковцев! Как он успел подкрасться? И где Катька? Нотариус, досадливо чертыхаясь, набрал номер сотового и, не стесняясь окружающих, начал орать в трубку:
– Где тебя носит? Меня тут уже помоями обливают, а ты шляешься. Мне плевать, что ты не на машине, заехать я не мог. Как у нее? Без тебя она меня не пустит. Доверчивая? Ладно, попробую.
Яковцев скрылся в подъезде, мы продолжали наблюдать за старушкой на мониторе. Спустя пару минут, она подошла к двери, но не открыла, попрепиралась немного, уселась в кресло и включила на полную громкость свою «плазму».
– Правильно, – прокомментировал ее действия Коля, – бдит мамаша. Я ей такой прибамбас сделаю: специальный глазок, щелкаешь пультом, и на телевизоре не канал какой-нибудь, а морда того, кто перед дверью стоит. Ребята наши рассказывали.
– Не проще ли забрать мать к себе? – предложила я. – У тебя-то безопаснее.
– У меня безопаснее? – заржал он. – Ты что, не понимаешь, с кем связалась? Да за мою жизнь гроша ломаного дать нельзя, сегодня я с красивой девчонкой в машине сижу, завтра – на кладбище стыну. Нет, мамаше ко мне никак нельзя. Да и не пойдет она. Свободу любит, как и я. Я, может, из-за этого и привязываться ни к кому не хочу, семью заводить. Время провести со смазливой девочкой – святое дело, а вот семья…
Он глубоко вздохнул и звонко плюхнул лапищу мне на колено.
– Потом, Коля, все потом, – поморщилась я. – Смотри, эта шалава – та самая Катька.
К подъезду подбегала запыхавшаяся медсестра. Едва она скрылась за дверью, Коля просигнализировал своей свите, и мы поспешили за злоумышленницей. Наверху хлопнула дверь, мы поднялись и притаились на площадке перед дверью. На экране ноутбука было видно, что происходит в квартире.
– А как мы в квартиру попадем? – хлопнул вдруг себя по лбу Коля. – Я ей такие замки поставил, что ни одна отмычка не возьмет.
– Шеф, а если дверь взорвать? – вполголоса предложил один из его братанов.
– Сдурел? Да ты знаешь, что с нами мамаша за дверь сделает? И сердце у нее немолодое, испугается еще.
– Может, через форточку? Сейчас быстро на крышу Витька пошлем, он спустится.
– Твой Витек сдуру окно разобьет, маманя простудится, – не одобрил Коля. – Думайте, мужики, думайте!
Мне надоело их слушать, я достала связку ключей, которую старушка доверила мне как работнику собеса, и потрясла ею в воздухе:
– А с ключами не пробовали? Или профессиональная гордость не позволяет? Привыкли не по-людски в квартиры попадать.
– Откуда ключи? – набычился Коля.
– Потом, все потом, – повторила я, – смотри сюда.
Пока мы препирались по поводу способа открывания двери, нотариус успел разложить на столе свои бумаги. Он заметно нервничал: вид у него был потрепанный, старушка капризничала. Наконец, бумаги были подписаны. Валерий Яковцев убрал их в подмокший портфель, вытер платком мокрый не то от пота, не то от душа, который бабушка устроила ему во дворе, лоб, кивнул медсестре.
– Вот и прекрасно, Валентина Борисовна, – бодрым голосом начала Катька, – теперь вам не придется беспокоиться ни о пропитании, ни о медицинской помощи. Как только я вам понадоблюсь, сразу звоните. Если я не на дежурстве, то прибегу тут же.
– Ясно, денюжку давай, – оборвала ее Валентина Борисовна, – и учти, я твой график в больнице спишу, так что не отвертишься. Знаю я вас, вертихвосток: сама будешь с мужиком в постели трепыхаться, а мне наврешь, что на дежурстве.
Колька опять удовлетворенно хмыкнул, Катька протянула старушке конверт, и пока та пересчитывала, достала из кармана ампулу. Отлично! Она принесла свою! Я схватила Ермака за руку, указывая ему на картинку. Ребята встали возле двери, я бесшумно вставила ключ в замочную скважину, Катька подошла со шприцом к старушке, я повернула ключ и открыла дверь.
Меня мягко отстранили, через мгновение я осталась на лестничной площадке одна. Остальное можно было наблюдать уже в машине, отъехав на некоторое расстояние. Яковцеву и Катьке не удалось убедить Колю Ермака в своих добрых намерениях. Забрав у медсестры ампулу, он тут же позвонил кому-то по телефону, прочитал название препарата, выслушал то, что ему ответили на другом конце провода, и медленно положил трубку.
Я заранее сообщила ему фамилии стариков, передавших квартиры этой парочке и вскоре умерших, Коля назвал их имена, и даже мне, на блеклом экране монитора было видно, как изменились лица соучастников.
– Уведите маму, – сквозь зубы попросил Коля.
Я отключила запись и завела двигатель. Дальнейшее мне было неинтересно.
* * *
– Остались двое, госпожа Серафима и массовик-затейник этого спектакля, – отчитывалась я перед Аришей, – мужа Ирины мы оставим на десерт, пусть пока томится от неизвестности: жена-то пропала.
– А что, если он позвонит в милицию?
– Не думаю. У этой семьи имидж идеальной, он еще надеется завершить задуманное. Если сейчас засветится в милиции, после ее смерти могут возникнуть вопросы. Скорее всего, он выжидает: или жена объявится, или, на его несчастье, найдут ее хладный труп, к которому он не имеет не малейшего отношения. Сергей явно нервничает, это нам тоже на руку. Я еще не до конца продумала свой вариант дальнейшего развития события, но хорошая встряска неизвестностью ему не помешает.