– Ну, если ты веришь этой пачкотне, мне остается только поздравить тебя. Да, я встречался с Менантро, а также с этой Элианой Брён. Но единственное, чем я занимался, – продвигал наши дела.
– Разумеется, танцуя всю ночь в «Кастель»!
– Полагаю, для тебя не секрет, что этот журнал издает группа ВСЕКАКОПРЕСС, филиал ВСЕКАКО. А тебе не пришло в голову, что этот материал может быть чистой воды политической игрой?
На ходу выстраивая защиту, Сиприан находит этот убедительный аргумент. Но жена возвращается к затронутой теме:
– А кто эта потаскуха, с которой ты танцуешь?
– Да никто. Я уже тебе говорил: телеведущая, которая оказывала мне услуги.
– И за это ты с ней спишь?
– Дорогая, ты шутишь. Ты ее рожу видела?
– Убирайся отсюда. Какое-то время я не хочу видеть тебя здесь!
– Что ты говоришь?
– Отправляйся в Париж, в гостиницу. Мы поговорим позже.
Время не самое подходящее для уговоров, но, невзирая на решительный тон жены, Сиприан надеется, что и на этот раз все уладится. Он собирает кое-какие вещи и уже готов направиться к машине, как вдруг у ворот зазвенел колокольчик.
– Ну кто там еще? – негодует Мари-Франсуаза (как будто шайка наглецов – к которым принадлежит и ее супруг – регулярно тревожит ее покой, вторгаясь к ней в дом). – Поди открой!
Барон чувствует себя уверенней после этого приказа, подтверждающего его место в доме… пусть даже в статусе слуги! Он смиренно направляется по гравийной аллее к воротам: в прошлом месяце хулиганы сломали интерфон. А через несколько шагов, оказавшись под сенью деревьев, он начинает насвистывать какой-то мотивчик… Но почти сразу же замирает, узрев жуткую картину: Элиана, бледная, подавленная, с блуждающим взглядом, одетая в какое-то деревенское платье и черный свитер, шагает, как автомат, к дому, куда он однажды имел глупость пригласить ее. Он устремляется к ней, чтобы остановить, не дать произойти катастрофе.
– Дорогая, что вы здесь делаете?
Журналистка тут же бросается к нему в объятия. Но сегодня вовсе не для того, чтобы он разделил ее счастье, порадовался ее повышению, ее удаче. Она после этой катастрофической недели ищет поддержки у мужчины, которого она любит, у единственной ее опоры. Прижавшись головой к его груди, она всхлипывает:
– Сиприан!
Только этого не хватало! Отчаявшаяся Элиана хватает его за руку и тянет к дому, как будто это и впрямь их дом.
– Дорогая, я сейчас уезжаю в Париж, вот и моя машина. Поедемте вместе…
– Нет, мне необходим покой, и я хотела бы побыть среди зелени… Давайте выпьем по чашечке кофе…
Говоря это, она продвигается по аллее, а Сиприан старается задержать ее. Он надеется предупредить катастрофу. Еще несколько шагов, и они окажутся на газоне, в поле зрения Мари-Франсуазы. Однако Элиана, всецело в своих переживаниях и кошмарах, перебивает его и мрачным голосом спрашивает:
– Почему вы мне никогда не говорили, что были с крайне правыми?
Значит, она прочла эту статью. Сиприан кладет ей руку на плечо:
– Вы не должны верить всей этой чуши. Вам известно, что этот журнал издается нашими врагами?
– Но даже если это было в прошлом, вы обязаны были мне сказать. Я сумела бы понять.
Произнося эти слова, Элиана вступает на открытое пространство газона. Он в полной растерянности предлагает ей повернуть обратно:
– Поедемте, дорогая, поужинаем в Париже!
Журналистка выглядит совершенно обессиленной. Она не обзывает возлюбленного фашистом, больше не упрекает за то, что он не открылся ей. Напротив, слова ее звучат примирительно:
– Пусть идеи крайне правых отвратительны, но это тоже своего рода бунт. Я смогла бы это понять.
Ее постаревшее лицо сморщивается в гримасе улыбки. Она чувствует себя куда ближе к Сиприану, чем к тем левым, которые не воспрепятствовали ее падению. Взяв его за руку, она делает признание:
– Мне тоже надо бы стать немножко реакционеркой!
И в этот момент на крыльце появляется Мари-Франсуаза. Она застывает на месте и тут же разражается криком:
– Уж не собираешься ли ты принимать здесь эту потаскушку?
За какую-то долю мгновения все тактические построения торговца ветродвигателями рассыпаются. Поставленный перед необходимостью сделать выбор, сн практически не колеблется, вырывает ладонь из руки Элианы и со страдальческим видом заверяет жену:
– Разумеется, нет, дорогая. Я даже не знаю, что ей от меня нужно.
Бунтарка застывает словно изваяние, улыбка превращается в судорогу. К серии катастроф добавилась последняя – самая ужасная. Игра любовника является ей во всей своей неприкрытой отвратительности: безмерное лицемерие, замаскированное распущенностью. Элиана делает над собой усилие, медленно поворачивается к супруге своего бывшего любовника и громким и дерзким голосом произносит:
– Да, мадам, вы правы, я потаскушка. Да, ваш муж спал со мной. Да, он уверял меня, что живет один. Сочувствую вам, мадам. Но могу вас уверить: сейчас, когда я уже не представляю для него никакого интереса, он очень скоро меня забудет.
В наступившей гнетущей тишине Сиприан пытается заделать бреши в своей обороне. Взглянув на Элиану, подурневшую от свалившихся несчастий, он обращается к жене, словно бы взывая к ее здравому смыслу:
– Ну ты же не думаешь, что я действительно спал с ней?… – И следом он тихо шепчет: – Извините меня, я не могу действовать иначе. Потом я вам все объясню. Это ужасная женщина. Уходите, немедленно уходите.
Затем он поворачивается к Мари-Франсуазе:
– Представляешь, мы с ней даже не на «ты»?
Элиана не реагирует. Какое-то мгновение она не двигается, не обращая внимания на то, что Сиприан подталкивает ее к выходу. Наконец она подчиняется, а он еле слышно шелестит:
– Я вынужден так говорить жене. Не надо сердиться на меня, это тактика выживания!
Плетясь неверной походкой под ветвистым сводом аллеи, бунтарка не отвечает. И когда она оказывается у самых ворот, ее любовник произносит:
– Извините меня, дорогая. Увидимся на этой неделе. Но… подумайте о том, чтобы жить хоть немножко для себя.
Элиана уже почти вышла. Сиприан закрывает за ней ворота, думая, что надо бы побыстрей вернуться к жене, чтобы она не подумала, будто он укатил с любовницей. Но он желает проявить галантность:
– Дать вам мой мобильник, чтобы вызвать такси?
Элиана отрицательно покачивает головой. И Сиприан запирает замок на два оборота, оставляя Элиану одну напротив тюрьмы и супермаркета «Мутант».
Подметая кухню, Элиана любуется золотистыми рефлексами солнца на невысоких сосенках. В открытую дверь льется прохладный воздух. Перед домом небольшой садик. На этом острове все небольшое; в доме тоже: две маленькие спальни, маленькая гостиная с камином, крохотный туалет. Вполне достаточно; в этом убежище посреди моря она наконец займется сыном, который стремительно растет, она наверстает упущенное время, экономно расходуя сбережения в ожидании, когда дела пойдут на лад. Она прикинула, что с учетом пособия по безработице, пособия на оплату жилья и выплат на переобучение сможет продержаться пару лет, пока не придут лучшие дни. Все это время она посвятит интеллектуальным трудам, завершит книгу о Флоре Тристан, а затем следующую, куда более личную, где она расскажет о своей борьбе внутри ВСЕКАКО, о своих усилиях преобразовать эту корпорацию, о методическом уничтожении ее проектов, которые истреблялись в соответствии с холодной капиталистической логикой и пренебрежением, какое питают в этом мире к женщинам.