— Эт-то еще что? — сказал майор, глядя на позирующую Зинку.
А Зинка, стоя на подоконнике, испугалась:
— Ой, блин! Милиция! — и спрыгнула на пол.
— Да это мой знакомый! — сказала Надя, глянув в окно. — Очень хороший дядька, денег мне дал.
— Он чё? К тебе идет?
Зинка наспех оделась, обе торопливо собрали разбросанные повсюду вещи. Надя подхватила на руки Ванечку, но тут же и отстранила его от себя.
— Фу! Ваня, ты же обкакался! Боже мой…
На вытянутых руках Надя унесла Ваню в ванную, включила там воду.
В дверь позвонили, Зинка крикнула:
— Открыто!
Вошел майор, за ним инспекторша Службы опеки и практикантка.
— Так! Уже притон тут устроили! — сказал Зинке майор. — Кто такая? Проститутка?
— Да вы что! — испугалась Зина. — Это я случайно, я окно заклеивала.
— Голая? Паспорт!
— Да я не тут живу, я в общежитии, во ВГИКе.
— Вот там и танцуй! А тут чтоб твоего духу не было! Где ребенок?
Зина метнулась к ванной:
— Надь!..
Надя на вытянутых руках вынесла из ванной голого и мокрого Ванечку с соской во рту.
— Зин, памперс и полотенце! Быстро! — сказала она и, увидев Никуленко и прочих: — Ой, здрасте! Извините!
Майор взял у нее Ванечку, передал инспекторше. Та уложила голого ребенка на стол и, открыв дерматиновый чемоданчик, достала из него весы, сантиметр, складную линейку, стетоскоп. Затем стала профессионально обмерять и слушать мальчика, бесцеремонно вертя его на столе и диктуя медсестре-практикантке:
— Пишите. Рост… Вес… Дыхание чистое… Объем грудной клетки…
Ванечка, лежа перед ней на спине, с любопытством рассматривал ее.
Медсестра, сев за стол, записывала, заполняя какую-то форму.
— А вы кто? — пришла в себя Надя.
— Не мешайте! — сказала инспектор, открыла у Ванечки рот, пощупала пальцем десны и продиктовала: — Верхних зубов нет, а внизу четыре растут и три на выходе. — Затем пощупала у Ванечки мошонку и оттянула пипиську. — Так, теперь тут. Яички сформированы, обрезание не произведено…
Ваня, опомнившись, принялся реветь.
Но инспектор не обратила на это внимания, спросила:
— Ребенок крещеный?
Надя схватила Ванечку со стола:
— Я его не отдам!
— Никто и не забирает, — сказала инспектор. — Мы взяли его на учет. По закону, если в течение месяца не найдутся родственники, имеющие право на опеку, ребенок пойдет в детдом. А в какой, мы определим, исходя из его здоровья. Он здоров? Прививки сделаны? Где его медицинская карта? Вы ему кем приходитесь?
— В том-то и дело — никем! — вставил майор. — Я вообще не знаю, как на нее можно оставлять…
— Есть законы, товарищ майор. Вы их знаете, — сухо сказала инспектор и в упор посмотрела майору в глаза, между ними явно происходила какая-то скрытая борьба или противостояние. — И как бы на меня сверху ни давили…
— Но она несовершеннолетняя, ей семнадцать лет, — сказал майор.
— Ничего, мы в семнадцать лет целину поднимали, — отрезала инспектор. И, складывая свои инструменты в чемодан, повернулась к Наде: — Мы из районной управы, из Службы опеки. Запомни: летом у мужчин паховая область больше всего потеет. Нужно мошонку и пипиську постоянно вазелином смазывать и тальком присыпать. Понятно?
— П-п-понятно…
В тылах улицы, во дворе, на флигеле какого-то дома висела вывеска: «ДЕТСКАЯ МОЛОЧНАЯ КУХНЯ». Перед кухней стояла небольшая очередь мамаш, бабушек и дедушек с детскими колясками и без таковых.
— Доллар уже шесть рублей! И все дорожает! Еще неделю назад памперсы были по двести за пачку…
— А пюре? На «Коломенской» я сама брала «Хипп» по восемь рублей за банку. А вчера прихожу — уже двенадцать!..
— Нет, импортные подгузники — чистое разорение! Я их только на ночь подвязываю! А днем — в марлевых походит! И преет меньше, и вообще…
— В супермаркетах все продукты ненатуральные, а чистая химия и эта, как ее, генетика!..
Слушая эти разговоры, Надя со спящим Ванечкой на руках медленно двигалась в очереди к молочной кухне.
— А незя детям импортное давать, незя! — говорил кряжистый дед, стоявший за Надей. — Вы чё, бабы? Вы Жириновского послушайте! Американцы же нам сплошную отраву гонят! Чтобы нас тут до конца извести!..
— А слыхали, как в Магадане детей потравили? — сказала другая женщина. — Сорок человек в больнице…
— Потому что срок давности нужно проверять. Перебивают срок давности…
Вслед за какой-то мамашей Надя зашла в молочную кухню.
Здесь очередная мамаша предъявила продавщице рецепт из поликлиники и назвала имя своего ребенка:
— Герасимов Михаил.
Продавщица повела пальцем по списку:
— Гаврилов… Галкина… Ганушкина… Герасимов — есть! — Отметила в списке галочкой и спросила: — Что берем?
— На два дня можно? — сказала мамаша.
— Пока есть, берите… — Продавщица отметила в списке. — На два дня. Что берете?
— Два творожка, два кефира и молоко.
Продавщица подала два пакетика «Агуши» с творогом, две бутылочки кефира и полулитровый пакет с молоком. Мамаша отошла, уступив Наде место у прилавка.
— Игнатьев Ваня, — сказала Надя.
— Рецепт из поликлиники!
— Понимаете, у нас нет рецепта. Так получилось…
— Без рецепта не отпускаю. Следующий!
— Ну пожалуйста! — попросила Надя. — Вы посмотрите, он же есть в списке! Игнатьев.
— Мало кто в списке! Так кто угодно придет! Отойди, не мешай очереди!
Кряжистый дед оттолкнул Надю от прилавка:
— Ходят тут бомжи!..
— Дедушка, — чуть не плача, сказала Надя, — у нас родители в аварию…
Но он перебил:
— Да слыхали мы эти сказки! Как в метро ни зайдешь… Иди, а то милицию вызову!
Ваня на руках у Нади проснулся и — в плач.
Надя со слезами на глазах вышла из молочной кухни, женщины в очереди индифферентно отводили глаза, какая-то старуха, сухо поджав губы, сказала:
— Скоро уже пионерки будут рожать! Ужасть!..
На экране небольшого телевизора «Самсунг» шли — без звука — вечерние новости. Все те же шахтеры, пикетирующие Белый дом… Уборка поваленных деревьев в Москве… Ельцин, кривя толстыми губами, учит Кириенко уму-разуму… Открытие «Кинотавра»… В США скандал с Моникой Левински и Клинтоном…