– Коли так, – проворчал Хегази, – может, нам вообще отступиться?
– Нет, – ответил Садзаки с таким ледяным спокойствием, что Силвест испугался за здоровье Хегази. – Это вовсе не значит, что мы должны опустить руки. Это значит, что нам нужна новая парадигма. Я имею в виду нечто лежащее за пределами хирургического вмешательства. У нас на борту самый талантливый кибернетик из всех, родившихся после Транспросвещения, и ни у кого нет такого опыта работы с молекулярным оружием, как у Вольевой. Кроме того, есть медтехника, не уступающая лучшим мировым образцам. И тем не менее мы терпим поражение. По очень простой причине. Сила, ловкость и приспособляемость нашего врага превосходит все, что мы можем себе вообразить. То, что раньше было подозрением, оказалось истиной. Плавящая чума возникла за пределами человеческой цивилизации. Вот почему она всегда опережала нас и будет опережать. Если, конечно, мы собираемся и дальше воевать, исходя из наших представлений, а не по ее собственным правилам.
«Вот пьеса и подошла к своему еще не написанному финалу», – подумал Силвест.
– Какую же парадигму вы имеете в виду?
– Единственный логический ответ, – сказал Садзаки так, будто подразумевал заведомо известную истину, – заключается в том, что эффективное лекарство против чуждой нашему миру болезни можно найти лишь в нечеловеческой медицине. Вот его-то мы и будем искать, сколько бы времени ни понадобилось на это и как бы далеко ни пришлось лететь.
– Нечеловеческая медицина, – пробормотал Хегази, будто пытаясь оценить масштаб этого понятия. А может, он просто привыкал к мысли, что теперь это словосочетание будет звучать часто. – И что же конкретно ты имеешь в виду?
– Сначала побываем у жонглеров образами, – произнес Садзаки с таким отсутствующим видом, словно разговаривал в полном одиночестве, убивая скуку. – А если они не вылечат Бреннигена, будем искать дальше. – Внезапно его взгляд уперся в Силвеста. – Однажды, знаете ли, мы у них побывали. Я и капитан. Не вы один попробовали на вкус соленую водичку в их океане.
– Не стоит терять ни минуты в обществе этого психа, – шепнул Кэлвин, а Силвест молча кивнул.
Вольева уже в шестой или седьмой раз на протяжении последнего часа сверилась с браслетом, хотя поступающие данные за это время почти не изменились. Браслет лишь подтверждал, что убийственный контакт между Цербером и «Плацдармом» должен состояться примерно через полдня, и никто пока не высказал по этому поводу возражений, а тем более не попытался воспрепятствовать.
– Ты поминутно смотришь на эту штуковину, но какой с того прок? – спросила Хоури, которая осталась в «Пауке» вместе с Вольевой и Паскаль.
Уже несколько часов они находились за бортом «Ностальгии по бесконечности», лишь изредка заходя внутрь – например, чтобы проводить Силвеста на встречу с триумвирами. Садзаки не удивился отсутствию Вольевой – видимо, считал, что хлопочет в служебных помещениях, добавляя последние штрихи к плану атаки. Но через час-другой она должна будет показаться, если не хочет возбудить подозрений. А потом начнется сама операция, и первым этапом будет «размягчение» планетарной коры, для чего Вольева использует часть орудий из тайного склада, направив всю их мощь на одну точку Цербера – ту самую, куда вслед за тем обрушится «Плацдарм».
Когда Вольева снова взглянула на браслет – на этот раз случайно, – Хоури сказала:
– И все-таки на что ты надеешься?
– На что-нибудь неожиданное. Вполне подошел бы серьезный сбой в работе оружия.
– Значит, вы и впрямь не хотите, чтобы эта идиотская затея удалась? – спросила Паскаль. – А ведь несколько дней назад носились с нею, будто это ваш звездный час. Не слишком ли крутой поворот?
– Это было до того, как я поняла, кто такая Мадемуазель. Если бы это выяснилось раньше…
Вольева обнаружила, что не знает, как закончить фразу. Теперь было совершенно очевидно, что в сложившейся ситуации применение такого страшного оружия, как «Плацдарм», – потрясающая безответственность. Но разве это понимание способно что-то изменить? Неужели она считает себя обязанной использовать оружие только потому, что способна на это? Только потому, что у нее получился красивый и грозный снаряд и хочется, чтобы равные ей увидели, какие изощренные боевые машины способна она изобретать?
Эти мысли вызывали тошноту, но в них заключалась правда. Илиа создала «Плацдарм», а теперь могла лишь надеяться, что на каком-нибудь позднем этапе вопрос о его применении отпадет сам собой. Короче говоря, ситуация, в которой она оказалась, выглядела безвыходной.
Перестроенный «Лореан» сближался с Цербером, постепенно сбрасывая скорость. К тому времени, когда они соприкоснутся, скорость «Плацдарма» будет не больше, чем скорость пули, но масса этой пули составит несколько миллионов тонн.
Если бы «Плацдарм» на такой скорости ударился о планету с обычной поверхностью, его кинетическая энергия превратилась бы в тепловую, последовал бы страшный взрыв, и драгоценная игрушка Вольевой сгорела бы, как спичка. Но Цербер не был обычной планетой. По ее оценке, подтвержденной многократным моделированием, «Плацдарму», обладающему колоссальной массой, предстояло прорвать тонкий слой искусственной коры, за которым прятался внутренний мир. А вот что случится, когда «Плацдарм» пробьет пленку и ударится о само тело Цербера, – об этом Вольева могла только догадываться.
И теперь эти догадки пугали ее до дрожи. Интеллектуальное тщеславие (а может, и что-то еще) привело Силвеста к этой опасной точке, но и Вольеву было трудно счесть невинной, она тоже подчинялась труднообъяснимым побуждениям. Сейчас она сожалела, что взялась в этот проект с таким жаром, не пожалела сил для успешной атаки «Плацдарма». И даже страшно подумать, что произойдет, если ее детище не подкачает.
– Знать бы сразу, – сказала она наконец. – Возможно, мне и удалось бы что-нибудь изменить. А теперь уже поздно.
– Я же говорила тогда, что надо остановить это безумие, – упрекнула ее Хоури. – А ты не прислушалась. Вот мы и оказались по уши в дерьме.
– Вряд ли я бы выступила против Садзаки на основании каких-то видений, которые якобы были у тебя в ЦАПе. Он бы просто убил нас обеих, вот и все.
«Хотя теперь очень вероятно, – подумала она, – что нам все равно придется выступить против Садзаки. Пока мы еще что-то можем сделать с помощью „Паука“, но скоро его будет мало».
– Надо было довериться мне, – повторила Хоури.
«В других обстоятельствах, – гневно подумала Вольева, – я бы крепко врезала тебе по башке».
Но ответила она очень спокойно:
– Ты могла бы рассчитывать на доверие, если бы не наврала с три короба и не проникла на корабль обманным путем. А теперь что толку болтать.
– А что еще мне оставалось? Ведь Мадемуазель держит в заложниках моего мужа!
– Правда держит? – Вольева наклонилась вперед. – Хоури, ты это знаешь наверняка? Я спрашиваю: ты его видела своими глазами или это очередной ее фокус? Разве ты не в курсе, что воспоминания можно имплантировать?