– Не будем вилять. Вы хотите, чтобы я авторизовал работу палачей. Чтобы не только благословил эту грязь, но фактически помог уничтожить самого себя?
– Я могу облегчить вашу жизнь. – Жирардо обвел взглядом более чем скромную камеру. – Вспомните, какую свободу я предоставил Жанекену, чтобы он продолжал возиться со своими павлинами. И в вашем случае, Дэн, я способен проявить гибкость. Доступ к свежайшим археологическим матери алам, возможность общаться с коллегами, публиковать научные статьи. Не исключены даже отдельные экскурсии за пределы этого здания.
– Полевые работы?
– Пожалуй, я готов рассмотреть и этот вопрос. В общем, рамки примерно такие.
Силвест вдруг отчетливо ощутил, что Жирардо с ним играет.
– Надо посмотреть, как пойдет дело. Биография уже пишется, но через несколько месяцев понадобится ваше участие. Вот когда присоединитесь, мы и будем рассматривать интересующие вас варианты, хорошо? Если отношения с вашей соавторшей сложатся хорошо, мы обсудим вопрос об ограниченных полевых работах. Понимаете, обсуждение, а не обязательство…
– Что ж, постараюсь до тех пор сдерживать свой энтузиазм.
– Позже я с вами свяжусь. Хотите что-нибудь спросить, пока я тут?
– Только одно. Вы упомянули, что автор – женщина. Можно узнать, о ком речь?
– О той, чьи иллюзии вам еще предстоит разрушить, как мне кажется.
Вольева работала возле тайного склада, раздумывая о содержащемся там оружии, когда крыса-уборщица мягко приземлилась ей на плечо и пропищала:
– Люди.
Должно быть, такие крысы существовали на борту единственного субсветовика – «Ностальгии по бесконечности». Умом они не слишком превосходили своих далеких диких предков, но были биохимически включены в оперативную матрицу корабля, а потому из мерзких вредителей превратились в необходимых членов экипажа.
Каждая крыса обладала специальными феромонными рецепторами и передатчиками, которые позволяли ей получать команды и сообщать информацию кораблю. Питались санитары отбросами, пожирали практически любую органику, разве что она не была прибита к полу или еще шевелилась. Пища проходила первичную переработку в желудках крыс, а потом они бегали по кораблю и бросали помет в системы утилизации отходов. Некоторые были снабжены крошечными синтезаторами речи, позволявшими произносить некоторое количество фраз. Эти устройства срабатывали, когда внешние стимулы соответствовали биохимически запрограммированным условиям.
Вольева настроила своих крыс так, чтобы они сообщили, когда начнут потреблять человеческие отходы – отмершие клетки кожи и прочее, исходящие не от нее, а от других членов команды. Таким образом Илиа узнает о пробуждении товарищей, даже если они будут находиться в самых отдаленных отсеках корабля.
– Люди, – опять пискнула крыса.
– Да слышала я!
Вольева опустила крысу на пол, а потом стала ругаться последними словами на всех известных ей языках.
Сопровождавшая Паскаль «оса» зажужжала еще громче и угрожающе приблизилась к Силвесту, ощутив в его голосе нервные нотки.
– Хотите узнать о Восьмидесяти? Ладно, расскажу. Я никому из них ни капельки не сочувствую. Все они знали, чем рискуют. И волонтеров было семьдесят девять, а не восемьдесят. Люди обычно забывают, что восьмидесятым был мой отец.
– Вряд ли их следует винить за это.
– Если глупость – явление наследственное, то не следует.
Силвест постарался расслабиться. Это было трудно. В какой-то момент разговора милиция распылила под куполом газ, вызывающий страх. Окрашенный в розовые тона день тотчас стал почти черным.
– Знаете что? – спросил равнодушно он. – При аресте у меня изъяли Кэла. Он вполне способен рассказать вам о своей деятельности.
– Я вас о его деятельности не спрашиваю. – Паскаль сделала пометку в компаде. – Я хочу узнать, что стало с его альфа-копией. Каждая альфа укладывалась в десять в восемнадцатой степени битов информации, – говорила она, снова что-то обводя кружком. – В привезенных с Йеллоустона материалах полно лакун, но мне все же удалось кое-что выяснить. Я узнала, например, что шестьдесят шесть альф находились в орбитальных хранилищах данных, что вертятся вокруг Йеллоустона. Большинство из них разрушены, но специально информацию никто не стирал. Еще десять оказались в поврежденных архивах на поверхности планеты. Остаются четыре. Три принадлежат либо к бедным, либо к почти угасшим линиям семьи. Остается одна альфа-запись. Ваш отец.
– К чему вы клоните? – спросил Силвест, стараясь не выдать глубокой личной заинтересованности.
– Не могу я принять на веру, что запись Кэлвина бесследно пропала точно так же, как пропадали другие. Не складывается. Институт Силвеста не нуждался в кредиторах или попечителях, чтобы защитить свое наследство, – это была одна из самых богатых организаций к началу эпидемии. Так что же стало с альфой Кэлвина?
– Думаете, я привез ее на Ресургем?
– Нет. Есть доказательства, что запись утеряна намного раньше. Последнее точное свидетельство ее присутствия в системе имело место более чем за сто лет до отправления экспедиции на Ресургем.
– Скорее всего, вы ошибаетесь. Проверьте ваши материалы как следует – и увидите, что эта альфа-копия была помещена во внепланетный банк данных в конце двадцать четвертого года. Институт через тридцать лет переехал, и, вероятно, вместе с ним переправилась и альфа. Затем, в тридцать девятом или сороковом, Институт подвергся нападению Дома Рейвичей. Все данные были стерты.
– Нет, – сказала как отрезала Паскаль. – Все это я досконально проверила. Выяснила, что в две тысячи триста девяностом году десять в восемнадцатой бит информации были перенесены Институтом Силвеста на орбиту, а через тридцать семь лет ровно такое же количество ее было изъято оттуда же. Эти биты – не обязательно Кэлвин. С таким же успехом это могут быть залежи метафизической поэзии.
– Значит, это ничего не доказывает.
Паскаль вручила ему свой компад. Ее иллюзорная свита из морских коньков и летучих рыбок брызнула в разные стороны.
– Не доказывает, но выглядит подозрительно. Почему альфа-запись исчезла примерно в то же время, когда вы отправились встречаться с затворниками? Можно ли считать эти явления связанными?
– Хотите сказать, что я замешан в этом деле?
– Данные о перемещениях альфы могли быть подделаны только тем, кто работал в организации Силвеста. Вы – очевидный подозреваемый.
– Правда, мотива не хватает.
– Это пусть вас не беспокоит, – отозвалась Паскаль, возвращая компьютер к себе на колени. – Один мотив я точно смогу найти.
Прошло три дня после сообщения крысы-уборщицы о начале пробуждения экипажа, и Вольева решила, что уже достаточно подготовлена. Илиа никогда не мечтала поскорее встретиться с товарищами, хотя трудностей в общении с людьми не испытывала; впрочем, она легко адаптировалась и к одиночеству. Правда, теперь ситуация хуже. Нагорный мертв. И все об этом уже знают.