– Господи, прости, пожалуйста. Сосед наш, Николай, страшный урод, запер дверь, а ключ в замке оставил, мне снаружи не открыть, он на игле сидит, совсем без соображения, еле-еле доколотилась, появился, перец мерзкий, зенки выкатил и давай орать: «Ночь давно! Люди с работы идут!» Ума не приложу, как от него избавиться, может, в милицию сбегать?
– Ты в какой квартире живешь? – перебила я тараторку.
– В тридцать второй.
– Давно?
– Ну.., не слишком. Меня, кстати, Ляля зовут, хочешь ириску?
Я вздрогнула, мигом вспомнив йоркшириху, почесалась и ответила:
– Очень приятно, рада знакомству, я Лампа, это имя такое, просто Лампа.
Ляля хихикнула:
– Суперское.
– Ну-ка скажи, тебе Альбина Фелицатовна Ожешко знакома?
– Нет, – удивилась Ляля, – а что?
– Эта женщина жила в тридцать второй квартире, и мне очень надо отыскать либо ее, либо каких-нибудь родственников дамы, допустим, сына.
Ляля попрыгала сначала на правой ноге, потом на левой.
– Скажи, нудное дело с ребенком гулять! Мне со всех сторон не повезло! У других балконы имеются, можно туда ребятеночка вывезти и, пока он спит, своими делами заниматься. А лучше бабушку иметь, только у нас с Николаем нет никого! Мы с ним вообще-то из Екатеринбурга, в Москву учиться приехали, он в автодорожный, а я куда попаду. В результате поженились, а жить негде, Колька пошел персональным водителем к хозяину, вот тут шоколадно получилось. Нам Иван Николаевич две комнаты выбил, настоящее счастье, теперь мы москвичи с постоянной пропиской. Сосед, конечно, урод, но ведь он и умереть может! Нам, правда, квадратные метры достались в ужасном состоянии, комнаты полгода закрытыми стояли, обои от сырости от стен отошли, кто до нас там жил – понятия не имею. Впрочем, похоже, что старуха.
– Почему? – спросила я.
Ляля толкнула туда-сюда коляску.
– А она умерла, одинокая была, все шмотки на месте остались, в шкафу платья, такие ни я, ни ты не наденем, всякие салфеточки кружевные, картины в рамах. Я думала, они ценные, потащила одну в скупку, а там меня на смех подняли, оказалось, репродукции, из журналов вырезанные. Нас сюда тетка привела из отдела, которым Иван Николаевич руководит, открыла дверь и заявила: «Лучше, ребятки, вам ничего не предложат, берите эту кубатуру, пока с соседом поживете, а там видно будет. Жилплощадь чистая, никто на ней не прописан. Прав на комнатки и скарб никто не предъявил в установленный законом срок, следовательно, вы полноправные владельцы всего будете». Но я знаю, кто тебе стопудово поможет!
– Да? – безнадежно поинтересовалась я.
– Вон видишь окошко на первом этаже?
– С белыми занавесочками?
– Ага, пошли, там Варвара Михайловна живет, она домоуправ, вернее, теперь уже нет, но про любого всю подноготную выложит. Тетя-гипноз, не хочешь, а все ей расскажешь. Давай, давай!
Вцепившись одной рукой в меня, а другой в коляску, Ляля быстрым шагом подошла к окну и постучала в стекло.
– Лялечка, ты? – донеслось из открытой форточки.
– Во, – шепнула молодая мамаша, – говорю же, гипноз, видит и чует под землей на три метра.
– Опять Мишенька соску выплюнул? – неслось из форточки. – Давай помою.
Занавеска заколыхалась, рама приоткрылась, наружу высунулась пожилая дама, которую легко можно было принять за сестру Зинаиды Самуиловны – прическа, маникюр, макияж.
– Где пустышка? – поежилась Варвара Михайловна. – Холод какой, словно в прежние времена.
– Сосочка у нас чистая, спасибо.
– Тогда зачем стучишь?
Ляля подтолкнула меня к окну.
– Это Лампа, моя подруга, она очень хочет с вами поговорить о.., о.., о…
– Альбине Фелицатовне Ожешко, – быстро добавила я, – квартира тридцать два, может, помните?
– Маразм еще не заключил меня в объятия, – кокетливо отозвалась Варвара Михайловна, – через окно полезете или в дверь войдете?
Я засмеялась, хозяйка тоже захихикала.
– Сейчас вам открою, – сказала она.
– Кто вы и почему интересуетесь Альбиной, – вперила в меня острые глазки Варвара Михайловна, усаживая на старинном кожаном диване.
Я навесила на лицо самую приветливую улыбку и сказала:
– Не встречался ли вам когда-нибудь глянцевый журнал «Мир историй» [7].
– Хорошее издание, – милостиво кивнула Варвара Михайловна, – вон на столике стопка лежит.
Надо же, какая я внимательная, сразу приметила журнальчик и правильно повела себя, кстати, я весьма положительно отношусь к «Миру историй» и не упускаю возможности купить его в начале каждого месяца. Изучив статью, всегда смотрю на имя автора и давно заметила, что материалы, подписанные Ниной Шварской самые занятные.
– Меня зовут Нина Шварская, – ляпнула я.
Варвара Михайловна всплеснула руками:
– Это вы писали в январском выпуске о неизвестных эпизодах биографии Достоевского?
Меня в свое время тоже привлек этот материал, я очень хорошо помню его, поэтому спокойно кивнула.
– Да.
– Вы талант.
Мне стало неудобно.
– Право, не хвалите меня.
Варвара Михайловна бросилась к буфету, причитая на ходу.
– Если б знать, что вы, Ниночка, придете.., минуточку, простите, но вы вначале представились.., э… Лампой.
Осознав свою ошибку, я подавила стон и быстро принялась выкручиваться из создавшегося положения.
– Верно, вы не ослышались, в моем паспорте написано Евлампия Романова, Нина Шварская – псевдоним, наш редактор категорически не желает видеть на полосе мое настоящее имя, оно ему кажется очень нарочитым, напыщенным. Кстати, многие литераторы пользуются не своей фамилией.
– Теперь понятно, – снова посветлела лицом Варвара Михайловна.
Поняв, что дама окончательно поверила неожиданной гостье, я ощутила порыв вдохновения и принялась бодро фантазировать: