– Смочить бы…
Прямо на платок в его руке потекла из ниоткуда струя воды. Рука генерала не то чтобы дрогнула, но жилки на ней напряглись.
– Ты, Никита, привык уже, а нам в диковинку, – обратился он к Ковалеву. – Так что нечего пялиться, как генерал стоит с раскрытым ртом.
Офицеры перевязали лица мокрыми платками.
– Полагаю, что правильнее всем сесть на пол. Или вот на кровать, которая теперь тоже на полу.
– Сейчас! – передал предупреждение Семки полковник Ковалев, а через секунду все затряслось и закачалось.
Второй подземный толчок был такой силы, что стальную секцию, составляющую стены и потолок камеры, разорвало по центру. Но других разрушений не наблюдалось. Семка с Настей восстановили потухшие словно от порыва ветра огоньки. Сверху, из трещины каменными каплями падали мелкие кусочки породы. Но пыли странным образом стало меньше.
– Замуровали демоны! – воскликнул генерал, вновь поднимаясь на ноги и осматриваясь.
– Ну, это легко проверить. Достаточно попробовать открыть дверь, – предложил майор. – Разрешите?
– Не у меня сейчас спрашивать нужно.
– Настя говорит, что можно попробовать, но если получится, ни в коем случае не шагать за пределы бетонного пола.
– Загадочно звучит.
Никулин шагнул к двери и толкнул металлическую створку наружу. Открылась она почти без усилий, разве что с жутким скрипом, видно, петли слегка перекосило.
За дверью часть коридора кто-то обрезал гигантской бритвой. Чиркнул вдоль коридора и отрезал две трети по ширине, оставив пару шагов бетонного пола, стену и часть свода. За кромкой пола плескалось освещенное тремя лунами море.
– Говорите, по бетону ходить можно?
Майор сделал шаг за порог и замер. Теплая волна накатилась с легким плеском и коснулась его сапог.
– Интересно, этот океан имеет название или нам нужно будет его придумать?
– Бегом! – скомандовал Барсук.
Группа перешла с быстрого шага на медленную трусцу.
– Была команда бегом! – рявкнул Семка.
Солдаты чуть прибавили, похоже, его они боялись по-настоящему. Во всяком случае, больше, чем лейтенанта Пехова, не говоря уже о полковнике Разуваеве. Последний, кстати, стоически переносил необходимость подчиняться странному пацану и чужому лейтенанту. Достало сообразительности, что без них не спастись, даже сделал ход на опережение, вроде как сам передал командование тем, кто много лучше владел ситуацией. Ну и подчинялся наравне с рядовым составом.
Барсук, бежавший замыкающим, легко догнал Семена впереди колонны.
– Выдохнутся они скоро, – сказал негромко.
– Не успеют, – пообещал Семка.
– Это радует, – произнес лейтенант и, пропустив колонну, пристроился позади.
Семена уже самого начинало подташнивать от этого бега. Не физически, бежать он смог бы еще ого-го сколько, закалка последних десяти месяцев давала себя знать, он даже к энергетической подпитке не прибегал. Муторно делалось от того, сквозь что они бежали, шли шагом, снова бежали.
Их словно превратили в лилипутов и опустили на дно кастрюли, в которой великаны варили в молоке макароны. Молоко у них было жиденькое, чуть белесое и почти прозрачное. Но макаронины имели длину в сотни метров, а диаметр – с тоннель метро. И выглядели очень осязаемо. Бледные, чуть извивающиеся, скользкие. Постоянно снующие и мельтешащие. То круговертью, как в той же кастрюле при кипении, то их словно течением начинало волочить всех сразу в одну сторону, сбивая в кучи и переплетая между собой. Для полноты картины в воздухе порой мелькали тертая морковка и кусочки бледно-серой картошки.
Постепенно все приноровились бежать сквозь это месиво, но поначалу постоянно уворачивались, норовили обойти. Трудно было убедить людей, что все это ненастоящее, что это лишь видимость. Трудно. Особенно учитывая, что стоило кому-то начать верить, что все вокруг настоящее, как макаронины тут же начинали сбивать этого человека с ног, норовя раздавить, раскатать в блин. И дышать ему сразу делалось трудно.
А сейчас все бежали, с хрипом всасывая воздух, и думали только о том, чтобы не упасть, не уклониться в сторону и не потеряться мигом в этом вареве. Потому Семка и был беспощаден. Мог бы и передышки давать. Мог, в конце концов, чаще подпитывать солдатиков энергией. Но нельзя! Остановился на минуту, тут же появилось нечто отличное от уже видимого, приковало к себе внимание, показалось настоящим, и тебя начало засасывать.
Ну очень мерзкое отражение. А то, что накатывает с противоположной их бегу стороны, еще омерзительнее, пусть и схоже во многом с этим. Тоже мутный бульон, но не из безвредных макарон, а из живых существ. Самыми безобидными среди них казались головастики – огромная зубастая пасть, уродливая, как у глубоководной рыбины, и даже с удочкой на лбу, на кончике которой светится яркий цветочек. А тело тщедушное, змеевидное. Издалека головастик-головастиком, но как приблизится да пасть раззявит – поди поверь, что эти шесть рядов зубов не рядом, а неведомо где. Невольно начинаешь думать, что лучше: чтобы тебя мгновенно разжевали, или чтобы проглотили целиком?
Про тех, кто этими головастиками размером со слонен ка питались, даже вспоминать противно. К тому же среда там отчего-то была гуще обычного для отражений.
Семка этот зоопарк показал, как сумел, и объяснил, что лучше двигаться быстро. Подействовало.
Бежавший за ним рядовой Ахметлатыпов споткнулся и ткнул Семена головой в спину.
– Привал! – сказал Семка. – Кто хочет пить, подходите с фляжками.
– Оба-на! – воскликнул почти не сбивший дыхания сержант Куликов. – А тут повеселее будет.
– Тут все то же самое, – объяснил Семен. – По этому всем лечь и лежать с закрытыми глазами. Поверите, что это настоящее, в чувство приводить буду больно.
Но отражение в самом деле выглядело куда приятнее предыдущего. Тоненькие, но очень высокие деревца раскачивал ветерок. Травка имела зеленый цвет. Облака были белыми, а небо голубым. Всех проблем, что деревца росли верхушками вниз высоко вверху, а облаками была выстлана голубая поверхность под ногами.
Солдаты потянулись на водопой. Струе воды из ниоткуда они уже перестали удивляться. Наполняли фляги, брызгали в лицо и падали в двух шагах. Большинство послушно закрывали глаза.
Полкан подошел последним. Фляжки у него не было, напился, подставляя ладони.
– Может, все-таки охранение выставить? – спросил он. Спросил, потому что никак не мог смириться со своим подчиненным положением.
Семка хотел сказать ему много чего ласкового, но ответил по существу:
– Охранение выставлено. Показать?