Едва автомобиль Вилена пересек Бульварное кольцо, как заиграла мелодия мобильного. Меркулов решил было, что это Тамара забыла что-то ему сказать, но на экране высветилось совсем другое имя. Принимать этот вызов не хотелось, однако выбора не было. Звонила бывшая жена. Сколько лет прошло – а она все никак не оставит его в покое…
– Вилен, у меня в коридоре свет не зажигается, – капризный голос Нины прозвучал так резко, что Меркулову пришлось отодвинуть телефон подальше от уха.
– Нинуль, попробуй поменять лампочку, – миролюбиво предложил Меркулов. Был такой хороший день, и так не хотелось его портить постсемейным конфликтом двух людей, которым вместе было жить невозможно, а врозь, как водится, скучно.
– Опять ты меня за дуру держишь, – обиделась Нина. – Я пробовала менять лампочку, даже патрон проверила, вроде цел. Все равно не загорается.
– Вызови электрика из ДЭЗа.
– Я-то вызову, но мне нужно, чтобы в доме был мужчина. Одинокую женщину в возрасте электрик наверняка постарается обмануть.
– Ниночка, если тебе был нужен мужчина в доме, наверное, стоило бы по-другому строить отношения с мужчинами? – осторожно поинтересовался Вилен, не переставая следить за дорогой.
– Придурок, мне просто нужно починить освещение! Чтобы через час был у меня! – вспылила Нина Алексеевна и поставила точку в разговоре. Вернее, многоточие – отрывистыми гудками, которые прозвучали как-то особенно раздраженно.
Таким образом, окончание столь чудесного дня было испорчено, а вечер захвачен человеком, с которым видеться совсем не хотелось.
– Почему она не вышла замуж? – вздохнул Меркулов. – Наверное, чтобы продолжать портить мне жизнь… Хотя… с таким характером – как ей ужиться с кем-либо?
В отличие от Вилена, успешно компенсировавшего недостаточность личной жизни увлеченностью работой, Нина так и не нашла занятия себе по душе. В молодости она была моделью, тогда это еще называлось манекенщицей, и работала в ГУМе, дефилируя перед москвичами и гостями столицы в нарядах, созданных советскими модельерами. Зловещий возраст «за тридцать» поставил крест на ее карьере, а найти себе другое применение Нина не смогла. Да и не захотела. «Ну, сам посуди, куда мне деваться? Идти в школу или в Дом пионеров учить девочек шитью? Но педагог я никакой, шить не люблю, да толком и не умею…» – оправдывалась Нина перед мужем, который уже не знал, чем бы занять скучающую и от скуки докучающую ему красавицу жену. Если бы можно было в те времена учить девочек красиво одеваться и изящно двигаться (то, чем позже занялись многочисленные модельные агентства), Нина, наверное, еще согласилась бы на такую работу, но ничто другое ее не соблазняло. После того как они разошлись, Нина все еще продолжала тянуть деньги из мужа, и тогда Вилен с огромным трудом пристроил ее в дамский журнал вести рубрику о моде. Чем она с тех пор и занималась, сменив уже несколько изданий, но сохранив свой «стиль» – беззастенчивое заимствование материала из аналогичных зарубежных журналов.
Работой своей Нина неизменно была недовольна – не столько даже ее содержанием, сколько самим фактом, что ей, в ее-то годы, все еще надо трудиться, потому что на одну пенсию не проживешь. И периодически, когда становилось особенно тошно, Нина принималась доставать бывшего мужа. С ее точки зрения, он был кругом виноват перед ней – взял ее юной, цветущей и обожаемой многими, превратил в скучную домохозяйку, понятное дело, сам от нее устал и бросил; а возраст у нее уже был не тот, кому она теперь нужна? Мужикам ведь лишь бы мордашка помоложе да фигурка упругая, а на богатый внутренний мир плевать. А теперь – что ей делать? Кроме него, никого близкого не осталось, случись чего, и помочь некому. Вот, светильник в коридоре сломался…
Кстати, в том, что он действительно сломался, у Меркулова не было сомнений. Нина никогда не обманывала мужчин, она лишь умело использовала предоставленные жизнью возможности. Ну, а ему не оставалось ничего другого, кроме как откликнуться на ее зов. Вилен включил навигатор, прикинул, как изменить маршрут, и поехал к бывшей жене. По дороге он вспоминал сегодняшний рассказ Тамары и пытался представить себе, что же за человек была эта маленькая, но такая сильная девочка по имени Оля…
Осмотревшись в комнате повнимательнее, Оля начала раскладывать вещи. Перед отъездом мама тщательно проинструктировала ее на все случаи жизни: «Набери побольше газет и застели ими все ящики и полки. Кто знает, что в чужом доме хранилось и кто до тебя там жил… А так будешь уверена, что твои вещи останутся чистыми. На матрац обязательно стели шерстяное одеяло, а потом уже простыню – вдруг сырой, застудишь почки, не дай бог. Приедешь – сразу позвони, как устроилась, мы ведь за тебя переживаем! Пока не позвонишь, места себе не найду, так и знай!»
Оля слушала ее, кивала, а сама тайком закатывала глаза и корчила гримаски. Обилие советов и рекомендаций по каждому пустяку уже начинало раздражать. Ну что она – маленькая, сама не разберется? Конечно, Оля отлично понимала, что все эти многочасовые инструкции вызваны исключительно любовью, заботой и тревогой мамы, папы и бабушки за единственную дочь и внучку, которая впервые за двадцать два года одна покидала родительский дом так надолго. В глубине души ей и самой было не по себе. Мало ли что, все-таки одна в другом городе… Конечно, Москва не была для нее ни абсолютно чужой, ни совершенно незнакомой: связи между «двумя столицами» всегда были очень сильны, особенно это касалось интеллигенции. У ее родителей были в Москве и друзья, и родственники, Оля с папой и мамой неоднократно приезжала к ним, чтобы посмотреть город, побывать на концертах, в театрах, в музеях. Москва ей нравилась, хотя и казалась какой-то слишком простецкой, слишком суматошной и суетливой и, пожалуй, несколько провинциальной – по сравнению с ее величественным, благородным, полным достоинства родным городом. И когда представилась возможность пройти стажировку в столице, Оля обрадовалась.
Эта поездка в Москву была ее первым решительным шагом в жизни, первой попыткой самостоятельности. До этого родные, мама, бабушка и в первую очередь папа, всегда опекали ее, заботились, оберегали от жизненных трудностей. Но когда из столицы пришло подтверждение стажировки, Оля решительно заявила: «Хватит! Я уже взрослая и сама знаю, что и как мне делать!» Она могла бы поселиться у московской родни или друзей родителей, но сочла, что будет гораздо лучше и «по-взрослому» снять комнату. Денег, правда, дал папа, но что тут поделаешь – сама она пока не зарабатывала столько, чтобы полностью обеспечивать себя и тем более снимать жилье.
Конечно, было страшно – ехать в другой огромный город, в непривычную обстановку, к незнакомым людям. Страшно делать шаг в неизвестность. От неизвестности кружилась голова, это было пугающее чувство и в то же время приятное. Оля поняла, насколько все-таки зависит от своего окружения. Нет рядом близких – и уже ощущаешь себя по-другому. Даже более того – она чувствовала себя другой. И ей было интересно открывать в себе этого человека, узнавать себя. Конечно, не вылетев из родительского гнезда, птицей не станешь. Но как же волнующ этот полет над бездной, полет души, лишенной привычных опор!..