Это была удивительная музыка – музыка, льющаяся из души, открытой потоку жизни. Оля, как ни старалась, не могла войти в такое состояние… Как назвать-то его? Может, синтезом свободы и опыта? Детское бескрайнее и безграничное творчество, облагороженное мастерством взрослого. Только окончив консерваторию, Оля поняла, что овладение мастерством имеет и свои отрицательные стороны: чем лучше оттачивается техника, тем меньше творчества остается в игре. Как будто вместо того, чтобы создавать мастеров, высшее учебное заведение штампует ремесленников. Но – Оля понимала и это – вина лежала не на системе образования и не на преподавателях. Студенты тоже были в этом виноваты. Обучаясь, они теряли что-то важное, теряли легкость и непосредственность – и ничего не делали для того, чтобы этого избежать. А в музыке, которая сейчас звучала за стеной, мастерство и естественность находились в полной гармонии… Эх, где бы ей, Оле, взять такую внутреннюю свободу, чтобы ни техника, ни воспитание не убивали тонкий росток творчества, импровизации? Сколько раз она чувствовала на себе, как мешает техника Творчеству… Пока Оля не думала о том, как она играет, то игралось легко. Скрипка вторила шуму ветра за окном и каплям, падающим с веток деревьев после дождя. Скрипка была в резонансе с весенними птицами и весенним солнцем, выпустившем свору своих детей – солнечных зайцев – играть в догонялки, сверкая в лужах на асфальте, отражаясь от оконных стекол, слепя глаза. Скрипка была в резонансе с городом, его шумом, его надеждами, его отчаяньем. В какие-то минуты ее скрипка звучала так, как сама жизнь. А потом в дело вмешалась техника, напомнила о постановке рук, правильном дыхании, непослушных от холода пальцах. И волшебство сминалось, скукоживалось, смущалось, как шаловливые дети, затихшие под грозным взглядом классной дамы, профессиональной старой девы, возле которой цветы вяли даже в горшках…
Обо всем этом думала Оля, слушая звучащую за стеной музыку. Было такое чувство, что кто-то прочел ее мысли, выразил их в мелодии и, может быть, даже сможет подсказать ответы на все вопросы, которые так мучают ее…
Оля взяла листок нотной бумаги и записала ноты повторяющихся музыкальных фраз. Затем надела брючки и майку, в которых привыкла ходить дома, быстро причесалась, вышла на кухню, затем в холл и поняла, что музыка звучит из гостиной. Остановилась, послушала, покачала головой от восхищения. Да, это явно играет мастер, профессионал высокого класса, возможно, знаменитость… Пока Оля умывалась и чистила зубы, фортепиано еще звучало, но когда она покинула ванную, в квартире уже стало тихо. Интересно, выйдет ли маэстро из своей комнаты? Ей очень хотелось его увидеть. Она почему-то была уверена, что это мужчина. И, скорее всего, пожилой. И дома он наверняка ходит в длинном бархатном халате, бордовом или темно-синем, с кистями на поясе и со стегаными шелковыми отворотами. Да, наверняка он уже в годах, но такой красивый, импозантный, седовласый… Чем-то похожий на ее отца, дирижера симфонического оркестра, или знаменитого скрипача, в которого Оля была… Ну, не то чтобы влюблена, а скорее преклонялась перед ним.
Но маэстро не появлялся, и огорченная Оля отправилась на кухню. Дома завтрак для нее всегда готовила мама, а здесь все нужно было сделать самой. Но Оля поклялась сама себе, что справится. Прекрасно сама пожарит себе яичницу из яиц, которые вчера купила, и не забудет положить масла на сковородку, и яичница у нее не подгорит, но и не останется полужидкой и склизкой.
Она открыла холодильник и встала на цыпочки, чтобы достать с самой высокой полки, выделенной ей вредной хозяйкой, два яйца и пакет молока. Взяла привезенную из дома чашку, сполоснула, оглянулась в поисках ножниц и, не найдя их, срезала верхушку пирамидки ножом, ухитрившись при этом не порезаться.
И в это время за спиной послышались шаги. Оля обернулась, и молоко выпало у нее из рук. Пакет ударился об пол, белая жидкость разлилась большой лужей, но Оля сначала даже не заметила этого.
Напротив нее стоял… Кто? Мужчина? Или юноша? Или старик? Это было какое-то очень странное, непонятное существо, которое смотрело на нее вытаращенными глазами. Бывают мужчины, которые не бреются, потому что как-то не растет у них ничего на лице, вот он, видно, был таким же. Так, понемножку, то там, то здесь на щеках и подбородке торчали кустики тусклых волос. Одет он был в застиранные и протертые до дыр в коленях тренировочные штаны, выцветшая футболка была коротка и открывала кусочек живота с волосиками на пупке. Тонкие и какие-то неправильные руки, локти точно выставлены вперед. И очень худой.
Он выглядел не только странно, но и дико, даже страшновато, и Оля завизжала. Но незнакомец, оказывается, тоже испугался ее. Он бросился в коридор, а Оля метнулась в свою комнату. Когда она все-таки решилась снова заглянуть в кухню, там уже никого не было. Оля подобрала упавший пакет, перелила то, что в нем осталось, в свою чашку, с трудом отыскала тряпку и тщательно вымыла забрызганные молоком пол, стены и кухонные шкафчики. Есть после встречи со странным существом как-то расхотелось, поэтому она выпила молоко, вернула яйца в холодильник и ушла к себе в комнату. Переодевшись, она поспешила уйти из квартиры по своим делам, прихватив с собой скрипку и папку с нотами.
Вернувшись вечером, Оля встретила на кухне хозяйку и спросила:
– А кто тут еще в квартире живет? Я даже испугалась, когда он вышел…
Хозяйка, жарившая картошку на сале, повернулась к ней и скривилась так, точно откусила лимон.
– А, забыла тебе сказать… Это Антоха, дебил, племянничек мой полоумный. Ты на него внимания не обращай. Он хоть и дурной совсем, но безобидный.
Понятно. Оля и сама подумала нечто похожее, когда увидела этого странного человека. В душе шевельнулось неприятное чувство, смесь жалости и тревоги. С одной стороны, было жаль больного, с другой – страшновато находиться в квартире, где есть психически нездоровый человек. Мало ли чего можно от него ожидать…
Но у нее оставался еще один вопрос, который не терпелось разрешить.
– Зоя Александровна, а кроме вас с племянником, кто еще живет в квартире?
– А тебе какое дело? – хозяйка подняла глаза от сковородки и подозрительно взглянула на жиличку.
– Просто интересно.
– Что это тебе интересно?
– Кто так потрясающе играет. И, кажется даже, сочиняет музыку…
– Что ты еще несешь за хрень, какую музыку? – Зоя даже перестала помешивать свою картошку.
Оля поморщилась – ну что у этой женщины за манеры? Какая грубая, даже разговаривать с ней неприятно! Но узнать о таинственном композиторе очень хотелось, и потому она все-таки объяснила:
– Сегодня утром я слышала, как кто-то играл на фортепьяно. И великолепно играл, просто как бог…
Лицо хозяйки исказила злобная гримаса.
– Ах, так он играет! Вот оно что… Хм, интересно, откуда эта сволочь ключ взяла…
– Что? – Оля не поняла, о чем говорила эта женщина.
– Да ничего! – рявкнула хозяйка и со стуком швырнула грязную ложку прямо на стол, надо признать, тоже отнюдь не сверкавший чистотой. Увидев, что жиличка все еще стоит рядом и выжидательно смотрит на нее, буркнула: