Сержант Флавель засекает на подоконнике пепельницу и идет за ней. Инспектор закуривает «Би-энд-Эйч».
— Курите? — спрашивает он меня, заметив мой взгляд.
— Нет, спасибо, — качаю головой я.
— Итак, мистер Колли, — говорит инспектор Макданн, переходя к делу, — мы проводим расследование ряда серьезных насилий и убийств, а также сопутствующих преступлений. Мы считаем, что вы могли бы оказать нам помощь в этом деле, и нам бы хотелось, с вашего позволения, задать вам несколько вопросов.
— Бога ради, — отвечаю я, делая глубокий вдох, когда до меня через стол доплывает облачко табачного дыма. Запах замечательный.
— Сержант, пожалуйста… — говорит Макданн.
Сержант достает из своего дипломата коричневый конверт под формат А4 и протягивает его инспектору — тот вынимает из конверта листок и вручает мне.
— Полагаю, это вам знакомо.
Это копия статьи с критикой телевидения — я делал ее месяцев пятнадцать назад. Не совсем моя специализация, но парень, занимающийся этими делами, слег тогда с глазной инфекцией, а я воспользовался случаем, чтобы высказаться.
— Да, это писал я, — говорю я, улыбаясь.
Еще бы — мое имя стоит на самом верху, под заголовком «Радикальный Уравнитель».
На лице инспектора Макданна появляется едва заметная улыбка. Я читаю статью, а ребята в синем — точнее, в черном и синем — поглядывают на меня.
Я читаю статью, те события всплывают в моей памяти, и я чувствую, как у меня на затылке волосы встают дыбом. Такого со мной не случалось уже лет двадцать.
Я возвращаю статью.
— И? — спрашиваю я.
Инспектор какое-то время разглядывает листок бумаги.
— «Возможно, — читает он вслух, — кому-то следует одну из телепрограмм подготовить для тех из нас, кому надоело смотреть, как получают по заслугам обычные преступники (коррумпированные землевладельцы, юнцы, злоупотребляющие травкой, и, конечно же, всенепременно наркоторговцы — эти самые отъявленные из всех негодяев, но и самые предсказуемые и не слишком опасные), и представить нам настоящего мстителя, Радикального Уравнителя, который займется иными личностями, вызывающими всеобщую ненависть. Того, кто пропишет их же собственное лекарство людям вроде Джеймса Андертона, судьи Джеймисона и сэра Тоби Биссета, того, кто воздаст должное всем этим хищникам, слетающимся на запах разложения, и подпольным торговцам оружием (включая министров ее величества — вы слышите, мистер Персиммон?), того, кто окоротит магнатов — таких, как сэр Руфус Картер, — которые собственные прибыли ставят выше безопасности других людей, того, кто накажет капитанов промышленности, которые, как попки, твердят набившую оскомину фразу: „интересы наших акционеров превыше всего“ и закрывают прибыльные предприятия, выбрасывая за ворота тысячи людей, чтобы их и без того уже не бедствующие инвесторы из прилондонских графств и Марбеллы могли бы получить еще сверх того, а ведь денежки никогда не бывают лишними, в особенности если подумываешь пересесть на „БМВ“ седьмой серии или перенести свою пивнушку в более дорогой квартал». — Инспектор поднимает на меня взгляд и по его лицу пробегает мрачноватая улыбка. — Ведь это вы писали, мистер Колли?
— Виновен, — отвечаю я и издаю смешок.
Никто из присутствующих не разражается гомерическим хохотом, не хлопает себя по бедрам, и слезы с глаз никому вытирать не приходится.
— Ну и как поживает наш дорогой мистер Андертон? — спрашиваю я, откашлявшись. — Наслаждается жизнью в отставке?
Откидываюсь на спинку стула и ощущаю ее резную поверхность. Мне холодно.
— Видите ли, мистер Колли, — говорит инспектор, укладывая копию статьи обратно в конверт и передавая его сержанту, — он, кажется, в добром здравии. — Макданн опускает ладони на стол. — А вот на судью Джеймисона и его жену этим летом, когда они проводили отпуск в Карнусти, было совершено нападение; сэр Тоби Биссет был убит у своего дома в Лондоне в августе, и вам, без сомнения, это известно; а мистера Персиммона убили в его суссекском доме в прошлом месяце.
Я чувствую, как мои глаза лезут на лоб.
— Что? Но я не знал!.. О мистере Персиммоне ничего не сообщалось, считалось, что он мирно скончался у себя дома!
— Что касается убийства мистера Персиммона, то оно не освещалось из соображений национальной безопасности, и вы это, несомненно, учтете, мистер Колли.
— Но вы целый месяц держали это в тайне?
— Нам пришлось выдать уведомление «Ди» [41] одной лондонской газете, — с самодовольной улыбкой говорит сержант. — Но они и так не лезли на рожон.
Черт, даже слухов никаких среди журналюг не ходило. Наверное, он говорит о «Телеграфе».
— И наконец, вечером в пятницу кто-то взорвал сэра Руфуса Картера в его уэльском коттедже. Он сгорел почти дотла; останки сумели идентифицировать только что.
У меня замедленная реакция. Бог ты мой!
— Извините, что вы сказали?
Он повторяет мне все снова и спрашивает:
— Позвольте узнать, что вы делали в пятницу вечером, мистер Колли?
— Что?.. А, я был дома.
Сержант Флавель бросает многозначительный взгляд на инспектора, но тот ему не отвечает. Он наблюдает за мной. Он производит странный звук, всасывая воздух через зубы, словно хочет что-то процедить через них. Я думаю, он даже не замечает, как это делает.
— Весь вечер? — спрашивает он.
— А? — Я какой-то рассеянный. — Да, весь вечер. Я… работал. — Вижу, что он обратил внимание на заминку. — И играл в компьютерные игры. — Перевожу взгляд с инспектора на сержанта. — Ведь закона, запрещающего компьютерные игры, вроде нет?
Господи, это какой-то ужас, я снова чувствую себя ребенком, словно я в кабинете директора школы, или сэр Эндрю опять устраивает мне разнос за ту провальную командировку. Тогда было паршиво, а теперь просто какой-то кошмар. Я поверить не могу, что они задают мне такие вопросы. Неужели они и вправду думают, что я убийца? Я журналист, циничный, тертый и все в таком роде, я и наркотиками балуюсь, и езжу слишком быстро, и тори ненавижу со всеми их приспешниками, но не убийца же я, бляха-муха. Сержант достает записную книжку и начинает делать какие-то пометки.
— Вас кто-нибудь видел в тот вечер? — спрашивает Макданн.
— Послушайте, я был здесь, в Эдинбурге; меня не было в Уэльсе. Как, черт возьми, я мог отсюда попасть в Уэльс?
— Мы вас ни в чем не обвиняем, мистер Колли, — говорит инспектор слегка огорченным голосом. — Так вас кто-нибудь видел в тот вечер?
— Нет, я был дома.