Он незаметно подходит сзади и опускает стакан на столик. Судя по звуку, он, по крайней мере, не пластиковый, а настоящий стеклянный. Я с благодарностью беру его и взбалтываю ликер, следя, как он стекает по стенкам. Да, самообладание определенно ко мне возвращается.
Я мурлычу:
— Ты еще очень-очень многого обо мне не знаешь. Я прямо богиня домашнего очага. Мастерица на все руки…
Глаза у него округляются. Он медленно тянет руку со стаканом, пока тот тихо не звякает о мой.
Пора начинать тот вымечтанный танец кухонного вдохновения. Надо изящно повернуться, этак дразняще глянуть через плечо, поставить стакан и приняться задело — резать, тереть, помешивать на сковородке, чтобы по всему трейлеру волнами распространялись немыслимо вкусные ароматы. Надо небрежно жонглировать вилками, ножами и деревянными ложками, проверяя то и другое, чтобы во всех тринадцати кастрюльках и сковородках что-то жарилось, варилось, тушилось. И, оставаясь загадочной и желанной, успевать то ликер пригубить, то на Дэна многозначительно посмотреть…
…Вот бы только я еще помнила, с чего начинать. Волей-неволей приходится сразу вытаскивать многочисленные шпаргалки. Но я не хочу, чтобы Дэн видел, как я их изучаю, поэтому я прячусь с ними в ванной. А поскольку платье у меня без карманов — тащу с собой сумочку, с ужасом понимая: сейчас он решит, будто у меня месячные. Их у меня, естественно, после гистерэктомии не бывает, и, вообще, я не собираюсь завершать вечер в постели. Хотя… Я не строила планов насчет постели, но так ли это будет ужасно, если до нее и правда дело дойдет?
Короче, закрывая дверь ванной, я чувствовала себя непроходимой идиоткой. Усевшись на крышку унитаза, я принимаюсь рыться в сумочке, разыскивая шпаргалки, и радость и гордость сменяются паникой. Для начала я читаю рецепт блинного теста и, закрыв глаза, силюсь повторить по памяти, что с чем смешивать и в каком порядке. Потом перехожу к начинкам и наконец — к салату. Господи, кто бы объяснил мне, что такое «соте»? Его добавлять надо к грибам или оно и есть как-то приготовленные грибы?.. А «ру» — что за зверь такой? Ну почему я где-нибудь в уголке приписку не сделала? Каким местом я, спрашивается, думала?..
Я выхожу, еле вспомнив, что ради конспирации надо спустить воду и помыть руки. Я начинаю жалеть, что не привезла с собой книгу. Мне худо-бедно удалось запомнить ингредиенты, но вот ухватить всю картину в целом… К примеру, я помню, что куда-то там надо положить чашку взбитых сливок, но убейте меня, во что именно? И в какой момент?..
Ох, сейчас бы заглянуть в книгу… Конечно, не тот шик, что готовить исключительно по памяти, но книга сама по себе хороша, такая глянцевая, с красивыми фотографиями. Я бы этак небрежно открыла ее на нужной странице и иногда украдкой подглядывала. С таким видом, будто не рабски следую малопонятным инструкциям, а лишь чуть проверяю себя, в основном руководствуясь своими кулинарными инстинктами.
Вернувшись на кухню, я перво-наперво для храбрости отхлебываю ликера. Затем поворачиваюсь к Дэну, вымучиваю обворожительную улыбку… И въезжаю поясницей во что-то мокрое и холодное.
— Господи Иисусе!
Я отскакиваю и, как могу, поворачиваю на себе платье, силясь оценить размеры ущерба. Мокрое пятно как раз над ягодицами, этакий овал примерно семь дюймов на четыре. И знай себе расползается по прекрасному голубому шелку.
— Ох, прости, Аннемари!
Дэн хватает кухонное полотенце и нацеливается промокнуть мое мягкое место. Я выхватываю у него полотенце.
Он беспомощно разводит руками.
— Кран у меня слегка подтекает, и как раз тут вечно собирается лужа, — говорит он виновато. — Прости, забыл предупредить…
— Да ладно, не бери в голову, — говорю я.
Я верчусь, точно собачка, ловящая собственный хвост, и орудую полотенцем. Пятно становится еще страшнее.
— Может, переоденешься? — предлагает Дэн.
— Нет, — поспешно отказываюсь я.
В мои грезы как-то не вписывалось переодевание в его футболку. Правда, платье с мокрым пятном пониже спины тоже в радужных мечтах мне не являлось, но реальность — штука упрямая. Я прикрываю глаза, чтобы заново собраться с духом. Вдохнуть поглубже и выдохнуть. Потом еще раз…
Восстановив душевное равновесие, я возвращаю Дэну полотенце.
— Все в порядке, — говорю я. — Правда.
— Ты уверена?
— Совершенно.
Я наконец-то встаю у кухонного стола, делаю еще глоток — и приступаю к готовке.
Дэн мешает мне, как только может. Должно быть, ему интересно понаблюдать за процессом, но ощущение такое, будто он висит сзади, заглядывая через плечо. Если бы я точно знала, как все это делается, я бы, наверное, не возражала. Но поскольку я ни в чем не уверена, его любознательность жутко меня достает.
Вскоре становится ясно, что не только первый блин у меня получается комом, причем комья эти трупно-бледного цвета и безнадежно прилипают к сковородке. Я раз за разом отдираю их подвернувшимися под руку инструментами.
— Может, ты на диване пока подождешь? — рычу я на Дэна.
Воцаряется такая тишина, что я слышу, как в раковину падает одинокая капля из крана.
— Ну да, — говорит он с некоторой обидой. — Могу, конечно. Прости. Я как-то не подумал, что мешаю тебе.
— Ты нисколько не мешаешь, — говорю я, чувствуя себя совершенно несчастной.
Убираю за ухо упавшую прядь и хватаюсь за прическу — не собирается ли развалиться. Оказывается, все действительно подрастрепалось, но еще держится. Я борюсь с искушением заново уложить волосы. На это нужно время, а я и так неизвестно когда с ужином разберусь.
Дэн уходит в так называемую гостиную, а я возвращаюсь к плите. И катастрофа набирает обороты.
Я варю груши, пока они не превращаются в кашеобразные сгустки на дне кастрюльки. Когда я пытаюсь их вытащить блестящей шумовкой, привезенной специально для этой цели, они расползаются от прикосновения. Остаются только шкурки, плавающие в отваре. Жидкость весьма ароматная, но для использования в салате эта мутная жижа непригодна. Далее я забываю жарящийся на сковороде козий сыр, и он чернеет, начинает вонять и намертво прикипает к стенкам и дну. А когда я швыряю сковородку в раковину, чтобы хоть не дымила, раздается шипение, и кухню наполняет облако едкого пара…
— Ты цела там? — окликает Дэн, послушно занявший место на диване в гостиной… или как там он ее называет.
Я бодро отвечаю:
— Все под контролем!
Должен быть способ как-нибудь все это спасти. Я принимаюсь лихорадочно думать. Блинный пирог все равно предстоит запекать, так что не имеет большого значения, если блины получились немножечко рваными. И немножечко комковатыми… и вообще мало похожими на блины с фотографий из книжки. Что же касается креп-сюзета на десерт… Может, в морозилке найдется немного мороженого, вот я его соусом и полью. Будет вкусно. А салат — да ну их в самом деле, козий сыр и груши, как их там… «пошированные». Пусть он будет элегантно-простой.