Болеть ей нельзя. Лечить здесь особенно некому. Лечиться лучше в райцентре Воротынец, а он на другом берегу Суры. Туда, конечно, ходит паром летом. Раз пять, кажется, за день. Паром частный. Билет стоит сто рублей в один конец. Не наездишься. Не то что раньше, когда билет до Нижнего на «Метеоре» стоил трешку. Зимой паром не ходит. Зимой сотрудники местного отделения МЧС проверяют крепость льда и ставят там, где можно идти, еловые ветки. Вот по этим вешкам васильчане и переходят Суру. Там километра два или около того. Это, с одной стороны, плохо, а с другой – хорошо. Если бы не Сура, то оставшихся в поселке семь десятков детей возили бы на автобусе в Воротынец, а школу закрыли.
Музей находится в одном здании с поселковым домом культуры. Они дружат. У дома культуры история болезни почти такая же, за исключением танцев. Танцы – это основной источник доходов. Билет на танцы стоит двадцать рублей. Вчера на танцы пришло двадцать человек. За сезон Анна Федоровна, директор дома культуры, мечтает набрать денег, купить два десятка килограммов краски и покрасить пол в фойе, где проходят занятия детской танцевальной студии. Она просила у администрации десять тысяч на ремонт туалета. Не дали. Не дали денег и на костюмы детям. Но она не унывает. Анна Федоровна сама сшила им костюмы из… да буквально из ничего и сшила. Красиво получилось. Теперь на каждый танец у детей новые костюмы. Вместе с библиотекой дом культуры и музей дают театрализованные бесплатные представления. В школе, в поликлинике, в доме милосердия, где живут одинокие пенсионеры из Васильсурска и района. Дети танцуют, Елена Сергеевна рассказывает об истории Васильсурска, а библиотека придумывает сценарии выступлений. Еще и хор «Сударушка» поет. Он, правда, за последние годы сильно поредел. Поумирал, считай, почти наполовину. Жаль пристани нет. К пристани бы причаливали теплоходы с туристами. Вот как в Козьмодемьянске [73] . В Васильсурске и рыба, и ягоды, и грибы куда как дешевле и лучше, а уж про красивые пейзажи и говорить нечего. Рыба у них еще ого-го какая. Оно, конечно, не стерлядь… Но щуки бывают пудовые. Крокодилы, а не щуки. Только бы пристань для туристов построить, а они уж и расскажут, и споют, и станцуют, и денег на ремонт музея и краску для полов танцевальной студии заработают.
Я смотрел на этих женщин и думал, что если бы в День музейных работников или в День заведующих провинциальными домами культуры эти самые музейные работники и заведующие домами культуры собирались бы в парках, купались в фонтанах, шумели, приставали к прохожим на предмет проведения экскурсий… слова не сказал бы.
Прощальный взгляд со стороны Суры на Васильсурск бросить не удастся. Некуда его бросать. То, что осталось от города, вернее, от поселка, прячется на холме среди деревьев. В прошлом, когда к городской пристани с холма спускалась Покровская улица с купеческими домами, можно было. В прошлом, когда к пристани Васильсурска причаливали пароходы, буксиры и баржи. В прошлом, которое могло бы стать настоящим, но не стало.
* * *
Чайные чашки на даче должны быть большими, яркими, с золотыми, вытертыми губами от долгого пользования каемками по краям и красными маками на пузатых фаянсовых боках. Чайные ложки должны быть старыми, серебряными, в крайнем случае мельхиоровыми, доставшимися от бабушки. Лучше, если на черенках ложек будет выгравирован неразбираемый даже под лупой вензель, на вопросы о котором можно отвечать каждый раз разное, вроде моя бабушка Прасковья Федотовна, урожденная Пузырева… или мой дедушка из индийского похода набор этих ложек пешком через всю Филевскую линию… или в комиссионном магазине по случаю мой папа, столбовой бухгалтер… Начищенный самовар должен светиться даже в темноте и по части медалей не уступать генерал-майору, а то и генерал-полковнику. Варенье должно быть царское изумрудное крыжовенное без семечек, темное, как шаль, вишневое без косточек, янтарное золотистое абрикосовое и черное, с кровавым подбоем, черничное. Вазочки для варенья должны быть из советского прессованного хрусталя с выпуклыми листиками и ягодками. Перед подачей на стол в каждую вазочку с вареньем следует положить слипшуюся до состояния клинической смерти осу или пчелу. Муха прилетит сама. Губы от варенья нужно облизывать долго и от уха до уха. Чай должен быть черный байховый, с лимоном, мятой, смородиновым листом, мелко нарезанными дольками душистого яблока или десятком ягод собранной рано утром земляники, клубники или малины. Пить его следует в саду, в беседке [74] , еще не проснувшись от дневного сна. Разговор должен быть неспешным, ленивым, долгим и стремиться к бесконечности. Предложениями пользоваться не нужно. Достаточно слов или простейших словосочетаний вроде «огурцы», «навоз», «тракторист», «алкаш», «уродились», «соседский кобель», «алкаш», «комары», «хорошо бы дождь», «все сгнило уже от сырости». Между словами и словосочетаниями нужно судорожно зевать, прикрывая рот рукой, чтобы в него не залетела оса, или пчела, или муха, которая из последних сил вытащит все шесть ног из варенья и будет бесконечно ползать по бесконечному краю вазочки. Через час снова пойти вздремнуть перед ужином. Тарелки для ужина должны быть…
* * *
Что ни говори, а русские щи и украинский борщ – два блюда о разном. Щи – это о жизни вообще, а борщ – это о том, что жизнь удалась. Летом жизнь удается лучше всего [75] , а потому и борщ лучше всего летний, но не тот, который варится в городе из продуктов, купленных в супермаркете, а тот, который на даче, потому что только на даче можно с гордостью сказать: «У нас в борще все свое», – включая тарелки, в который он налит, и тотчас потащить гостя в огород, в новенькую теплицу из поликарбоната, посмотреть на крошечные, молочной спелости тарелки, на которых только-только показалась голубая каемочка, и гроздья деревянных ложек, усыпавших развесистые, как у клюквы, кусты.