Беспокойная весна сменилась огнедышащим летом. 1 июня Бакинская коммуна декретировала национализацию нефтепромыслов, а затем и нефтеналивного флота. Начался усиленный вывоз нефти в советскую Россию. А нефтепромышленники покидали Баку. Вместе с нефтью утекали и капиталы. «Промысла и заводы теперь принадлежат трудовому народу! – гремело на митингах. – Вам, вам, товарищи!» Рабочие, однако, неясно представляли, что делать со свалившейся на их непросвещенные головы собственностью. Киром – нефтяной землей – сыт не будешь, керосином, то же самое, жажду не утолишь. Продовольственный аппарат коммуны пытался наладить снабжение продуктами, но безуспешно: в городе царила невероятная спекуляция, фунт хлеба продавали за семь-восемь рублей, еще больше драли за фунт риса. В июне сгорел главный продовольственный склад. С запада к Баку подступали турки. Эсеры в Совете потребовали пригласить англичан для отражения турок. (Ходили разные слухи о количестве штыков у отряда генерала Денстервиля, который на автомобилях прикатил из Багдада, отнятого англичанами у турок, через всю Западную Персию в порт Энзели на южном побережье Каспия. По-разному оценивалось число штыков и пушек у Денстервиля, одно было ясно: не как сторонний наблюдатель заявился он в Энзели.) Шаумян, выполняя волю Москвы, категорически возражал против приглашения британского империализма. Он и полковнику Бичерахову, в начале июля прибывшему с тысячным казачьим отрядом из Персии, отказывал в доверии: сомнительная личность. Но у Совета выбора не было, пришлось пригласить Бичерахова командовать красными войсками. Бичераховские части остановили турок, но 18 июля вдруг начали беспричинно, без давления противника, отходить, а вскоре и вовсе оголили фронт, ушли на север, к Петровску.
В этих же числах в Баку прибыл морем красноармейский отряд Петрова – восемьсот человек, включая матросов-артиллеристов с короткоствольными пушками. Мортиры, поставленные на Петровской площади, между набережной и зданием наркомпроса, оглушали бакинцев резкими хлопками выстрелов. Турки, окопавшиеся близ Грязевого вулкана, отвечали редкой, не прицельной стрельбой. Над городом рвались, выбрасывая желтоватые облачка дыма, турецкие гранаты. Бакинцы ходили смотреть на сбитый шальным снарядом угол какого-нибудь здания.
Жаркое, жаркое стояло лето, и события в Баку развертывались стремительно, словно в дурном синематографе.
30 июля произошло последнее драматическое заседание Совета. Переругались до крайнего предела. Совнарком опубликовал декларацию, обвиняющую эсеров и дашнакских военачальников в предательстве, в приглашении англичан вопреки запрету из Москвы. Комиссары сложили власть. Бакинская коммуна пала.
Правые и дашнаки сформировали коалиционное правительство под названием «Диктатура Центрокаспия». Фактически осуществляла власть директория из пяти лиц.
13 августа комиссары и отряд Петрова погрузились на суда и отплыли в Астрахань, но канонерки директории нагнали медлительные пароходы у острова Жилого и заставили вернуться в Баку. Комиссаров арестовали и увезли в Баиловскую тюрьму. Остальные, в их числе и Григорий Калмыков, сидели под стражей на пароходах, ставших на якорь близ острова Нарген.
(Этот голый, без растительности, остров, торчащий из синей воды у выхода из Бакинской бухты, хорошо знаком бакинцам, он на виду у каждого, кто выйдет на Приморский бульвар. Но как раньше, так и теперь он закрыт для посещений. Это остров-тюрьма. В те времена, о которых идет речь, на Наргене был лагерь для австрийских военнопленных. После Брест-Литовска пленных выпустили, австрийцы и венгры съехали с Наргена, растеклись по Закавказью, устремились в Закаспий, многие вступили в красноармейские отряды, действовавшие в Туркестане.)
Голодно было в Баку. Остановилась городская конка: нечем было кормить лошадей. Но в душных чайханах по-прежнему неторопливо распивали крепко настоянный чай с сахарином, обсуждали положение, гадали, появится ли в городе, с приходом англичан, шоколад (известно ведь: где английские солдаты, там и шоколад). В ресторане лучшей гостиницы «Новая Европа» гремела музыка, там бражничали нувориши-спекулянты, офицеры директории, бойцы армянских батальонов, самовольно ушедшие на отдых с передовых позиций. Хаос нарастал, и никто не знал, что ждет впереди.
С 4 августа начали прибывать в Баку из Энзели английские части. 17-го пришел и сам генерал Денстервиль на пароходе «Президент Крюгер», чье название несколько смущало (а может, отчасти и забавляло) генерала, в юности воевавшего с бурами в Южной Африке. Приход англичан в Баку кто встретил восторженно, кто неприязненно, а у Стариковых и Тиборгов – с надеждой.
– Ну, теперь будет порядок, – сказала Анна Алексеевна, переворачивая на шипящей сковороде половину толстой рыбы (это, вероятно, был берш, а может, жерех – время стояло голодное, но Каспий был еще полон хорошей рыбы, ныне почти исчезнувшей). – Господи, наконец-то у нас будет порядок, как у людей. Карлуша, девочки, садитесь обедать.
– Опять ры-ыба… опять икра-а… – Надя сделала гримаску. – Хлеба хочу.
– И я хочу, – подхватила младшая, Ирочка.
– Кушайте, кушайте, – сказала Анна Алексеевна. – Хлеб скоро будет. Вот англичане отгонят турок и завезут в город продовольствие.
Карл Иванович вдумчиво ел, склонив над тарелкой золотую шевелюру. Рыбьи кости вынимал изо рта и аккуратно клал на край тарелки.
– Вчера я видел около почтамта английский патруль, – сказал он. – Но это были не англичане, а эти… индусы. Сипаи. Они задевали каких-то девушек и много смеялись. Это совсем не смешно, – добавил он, вытирая салфеткой твердые, хорошо вылепленные губы.
– Ты видишь в людях только плохое, – заявила с энергичным кивком Анна Алексеевна, ее красивые зеленовато-карие глаза приобрели пронзительное выражение. – Ну и что, если у англичан есть солдаты из колоний? Главное, что будет порядок.
– Или будет, или не будет, – качнул головой Тиборг. – Говорят, англичан очень мало.
Он принялся разрезать арбуз. Рыба и арбузы – вот какое было у них теперь питание.
– Англичане – империалисты! – выпалила Надя. – Угнетатели!
Анна Алексеевна перевела острый взгляд с мужа на дочь.
– Господи! Откуда у тебя такие слова? Где ты наслушалась большевистских глупостей?
– Это не глупости!
– Куда ты бегала вчера утром?
– Я же сказала тебе: к Полине.
– К Полине! – подозрительно повторила Анна Алексеевна. – Я запрещаю выходить из дому, слышишь?
Надя не ответила. Схватила ярко-красный кусок арбуза, вонзила в сладкую мякоть крепкие зубы.
Английский отряд, и верно, оказался очень уж малочисленным – всего тысяча с чем-то штыков да десятка полтора орудий. Разве это сила против кавказской армии султана? Хорошо еще, что турки воевали ненапористо, подолгу топтались на месте, лениво и рассеянно вели огонь. Их снаряды почти не причиняли вреда ни городу, ни позициям его защитников. Какое-то время английскому отряду и двадцати двум батальонам директории удавалось затыкать зияющие бреши на фронте.