– Зачем обижаешь меня, Филипп?.. Все меня ругают… Родители называют лоботрясом. Ты – психом. Дядя Георгий перестал со мной гулять… и разговаривать… Неужели я такой плохой?
– Я же сказал, ты хороший мальчик. Но, конечно, ты уже не такой, как до приезда дяди-боцмана.
– А какой? Какой я, Филипп?
Филипп, глубокомысленно вздернув брови, высыпает изо рта гвозди на столик, снимает с колодки туфлю и молча осматривает ее.
Вернувшись домой, Игорь разок-другой прошелся под окном Круглова, но окно слепо смотрело задернутой белой, в цветочках, занавеской. Игорь, качнув ручку насоса, напился воды над колодцем. Послонялся по саду. Повалился на свою койку-раскладушку, полистал пестрый томик фантастики.
Нет, не идет в голову фантастика. Игорь вскакивает, отбросив книжку, и, взбежав на веранду, проходит в коридорчик. Заглядывает в кухню, смотрит на настенные часы: четверть шестого. Осторожно стучит в дверь Круглова. Ответа нет. Игорь стучит громче. Тишина. Игорю стало не по себе, он с силой толкает дверь…
Круглов ничком лежит на полу. С криком испуга Игорь кидается тормошить его, переворачивает на спину. Круглов открывает глаза, затуманенные беспамятством. Рядом с ним валяется шприц. А на столе – бутылка из-под «Боржоми», на треть наполненная жидкостью цвета крепкого чая.
С помощью Игоря Круглов медленно поднимается, валится в старое плюшевое кресло.
– Что вы делаете с собой? – беспокойно глядит на него Игорь.
Круглов не отвечает. Глаза его закрыты, костистый подбородок упрямо выдвинут. По запавшим щекам бегут капельки пота.
– Дядя Георгий… Может, вам доктор нужен? Я позвоню папе на работу…
– Нет, – говорит Круглов, вздохнув. – Не нужен мне доктор. Все прошло… Знаешь что? Давай-ка пойдем погуляем.
– Давайте! – обрадовался Игорь. – А то вы уже пять дней сидите в комнате, совсем не выходите…
– Пять дней? Ты ведешь счет? – Круглов привлек к себе Игоря, смотрит на него, держа за плечи. – Игорь, могу я на тебя положиться?
– Да, дядя Георгий!
– Сегодня ведь семнадцатое? – помолчав, продолжает Круглов.
– Да. Семнадцатое августа.
– Ну вот. Завтра… или лучше послезавтра ты отправишь заказной бандеролью пакет, который я оставлю тут на столе.
– Разве вы… вы уезжаете?
– Нет… Пойдем погуляем, дружок.
Они спускаются с веранды. Скрипят у них под ногами ракушки, устилающие дорожку сада. Выходят на улицу, и яростное солнце заставляет Круглова остановиться и крепко зажмуриться. А когда он открывает глаза, он видит, как там, внизу, в сверкающую солнечными бликами бухту втягивается белый теплоход.
– Это «Балаклава», – говорит Игорь. – Она приходит по средам в шесть вечера. Водоизмещение двенадцать тысяч.
– Все-то ты знаешь, – ворчит Круглов. – Посидим лучше в саду. Очень жарко.
Ранним вечером на веранде Черемисин читает газету. Ася накрывает на стол.
– Давно не было такой жары, – говорит она, принеся из кухни супницу. – Игорь! Обедать! Позови дядю Георгия.
Круглов выходит из своей комнаты, садится за стол.
– Что пишут в газетах, Михаил? – спрашивает без особого интереса.
– Да все то же. Волнения в Южной Африке. Волнения в Северной Ирландии.
– А в этой… Колумбии одна женщина родила пятерых, – сообщает Игорь. – Сейчас по телеку говорили.
– Вечно смотришь самые глупые передачи, – ворчит Ася, наливая в тарелки дымящийся суп.
– Почему глупые? – вскидывается Игорь. – Нормальная передача. «Новости».
– Когда женщины много рожают – это хорошо, – говорит Круглов, принимаясь за еду. – Это, как говорили в старину, богоугодное дело.
– Я не про то, что рожают, – несколько раздраженно говорит Ася. – Я о том, что детям нельзя смотреть все подряд. Есть детские передачи, вот их и смотри.
– Про зайчиков, да? – сердится Игорь. – Про сороку-белобоку?
Тут у садовой калитки постучали колотушкой. Игорь бежит открывать.
– Это дом Черемисиных? – доносится до веранды высокий женский голос. – Скажите, пожалуйста, у вас живет Георгий Круглов?
У Круглова взметнулись брови, когда он услышал этот голос. Он спускается с веранды навстречу молодой женщине, идущей за Игорем по садовой дорожке. На ней тугие джинсы и белая курточка.
– Юра!
В ее бурном порыве к Круглову – что-то отчаянное, как у тонущего, устремившегося к спасательному кругу. Дорожную сумку она просто бросает, Игорь подхватывает ее. Женщина утыкается лицом Круглову в грудь, ее плечи вздрагивают.
– Галочка, – тихо говорит Круглов. – Как ты нашла меня?
Она поднимает мокрое от слез лицо.
– Как нашла? Мне позвонил Змиевский… А ему – Мария Васильевна… Только она не знала номер дома… я прошла всю улицу Сокровищ моря…
– Зачем ты приехала?
– Ты смеешь спрашивать, зачем я…
– Тихо, тихо. Пойдем ко мне.
Круглов берет ее, плачущую, за руку, ведет через веранду в свою комнату, на ходу пробормотав извинение. Игорь ставит ее сумку в углу веранды и снова спускается по скрипучим ступенькам.
– Почему ты не ешь? Игорь! – окликает сына Ася.
– Потом, – отвечает тот, отступая в тень вечереющего сада.
– Ну что ты скажешь? – Ася, поджав губы, смотрит на мужа.
– Какое у нее лицо, – тихо говорит Черемисин.
– Хоть бы поздоровалась с нами. Однако у твоего старого дяди довольно молодые знакомые – ты не находишь?
– Может быть, это его жена.
– Значит, по-твоему, он сбежал от жены? Какой резвый дядюшка!
– Перестань, Ася. Разве ты не видишь, у них что-то произошло.
– Вижу, вижу. Я все вижу. – Ася придвигается к Черемисину и умоляюще шепчет ему на ухо: – Миша, ты не сердись… но я хочу, чтоб твой дядя поскорее уехал…
– Перестань.
– Да, да, знаю, он брат твоей мамы и так далее… Но ты пойми… он вносит в нашу жизнь какую-то смуту. Так спокойно было до его приезда… Так хорошо мы жили, когда не знали его…
Звук открываемой двери. Круглов выпускает из своей комнаты Галину, они выходят на веранду.
– Я должна извиниться перед вами. – На милом лице Галины появляется смущенная улыбка ребенка, знающего, что его простят. – Меня зовут Галина Куломзина. Георгий Петрович так неожиданно уехал, что вызвал беспокойство среди своих друзей… Вот… Пришлось мне срочно приехать… Так трудно было достать билет на «Балаклаву»…
– Садитесь, пожалуйста. – Черемисин поспешно подвинул к Галине плетеное кресло.
– Вы, наверное, голодны. Налить вам супу? – спрашивает Ася.