На моих глазах молчун превратился в активного трепача…
А я-то, понятно, сразу этот ее рассказ записала. Где-то у меня ребенок все это скажет. Где? Какой ребенок? Неизвестно, но это должно быть абсолютно органично. Без малейшего «шва».
– А Вы-то сами помните какой-нибудь неразрешимый вопрос из детства, на который так и не получили ответа у взрослых?
– Еще как помню. Вам, по секрету, скажу.
Никогда никто так и не ответил мне в детстве на жгучий вопрос: «Как же Красная Шапочка вылезла из живота Серого волка, если она была жеваной?»
Если ты не можешь пуститься в путешествие, сядь перед домом, сиди и жди… и тогда весь мир пройдет перед твоими глазами…
Восточная мудрость
– Вы в своей жизни несколько раз «путешествовали» кардинально: из Ташкента в Москву, из Москвы в Израиль, из Израиля – надолго – в Москву и снова в Израиль. Вам это легко дается? Вы – человек Вселенной?
– Да что вы! Я совсем не человек Вселенной – прежде всего я человек принадлежащий, то есть навеки привязанный, даже связанный… Причем по многим направлениям. Например, я страшно привязана к близким и даже порабощена стремлением знать о них все в каждую минуту. Это и есть главное мучение моей жизни: писатель во мне требует одиночества, отрешенности, покоя и даже известной степени равнодушия к раздражителям; человек же во мне постоянно взволнован, озабочен, рвется куда-то бежать, что-то устраивать, улаживать, платить за всех долги и все устаканивать.
Знаете, есть такой хороший еврейский анекдот: из Киева в Одессу летит телеграмма: «Беспокойтесь. Подробности письмом». Это про меня. И это лишь родственные и дружеские узы. А культурная привязанность – к России, а языковая скованность, цепи гремучие! Помните, у Бродского: «…и без костей язык, до внятных звуков лаком, / судьбу благодарит кириллицыным знаком. / На то она – судьба, чтоб понимать на всяком / наречьи…»
Не говоря уже о кровной привязанности к своему народу – тоже повод к всевозможным глубинным разбирательствам с самой собою… Я, знаете, по сути своей – такое потерянное израильское полено… Сначала моим домом был Ташкент. Я родилась и тридцать лет там жила. Один мой знакомый, чей отец в 20-е годы оказался в Ташкенте, говорил: я из вас один родился здесь добровольно. Действительно, никто из нас не родился там «добровольно». Все мы дети эвакуированных или вернувшихся с войны.
Когда я оказалась в Иерусалиме, то по освещению, по этой глинистой пыли, въевшейся в стены домов, по бронзовой патине на стволах деревьев, по такой, знаете, сеточке, которая есть на мирзачульских дынях и еще на иерусалимских деревьях, – этот город напомнил мне Ташкент.
– Поэтому Израиль, где Вы сейчас живете, вам абсолютно подходит?
– Я не измеряю свою здешнюю жизнь в категориях удобства. Это мой дом.
– Вы много ездите по миру, встречаясь с читателями. Остаются ли время и силы на просто путешествия – для новых впечатлений, для души? Есть какие-то любимые страны или места, где легче всего дышится?
– Для души (то есть для работы души) езжу реже, чем хотелось бы. Вообще, мечтаю совершить длинное путешествие со «свободным сюжетом» – вот как совершают его демобилизованные солдаты израильской армии. Жизнь и страна отбирают у этих ребят два-три года молодости, когда их сверстники в других европейских странах поступают в университеты и делают карьеру. Вроде бы самое время после армии немедленно нагонять упущенное. А они отправляются в далекие и, как правило, опасные страны – в Индию, на Тибет, в Гималаи… Блуждают там по горам, бывает, и гибнут… Отрываются в собственный «свободный полет души», берут такую паузу на год. И родители терпеливо пережидают этот бунт. На днях позвонила приятельница и с восторгом сообщила, что «Мишка вернулся из Непала, истощенный, черный, как эфиоп, но знаете, Диночка, – чистенький! Без вшей».
Вот и мне хотелось бы уйти в такой загул – взять машину и колесить, колесить… и все смотреть и смотреть…
Насчет «легче дышится» – в Италии, конечно. Не так давно мы отдыхали в предгорьях Доломитовых скал. Жили на берегу невесомого альпийского озера, окруженного зубчатыми горами. По утрам в нем струилась легкая рябь, как в тихой реке. И по мере того, как утро веселело и свет проникал все глубже в прозрачную толщу озера, становилось видно, как рыбы стоят в воде – неподвижно, одна над другой.
– В связи с перемещениями по планете: Ваша «книга странствий» «Холодная весна в Провансе» ближе всего к довольно редкому сейчас жанру путевых заметок. Как появилась мысль написать о путешествиях?
– Ну, знаете ли… эта мысль, скажем так, не нова. Записки путешественника – жанр древний, почтенный… С тех пор как мало-мальски грамотный наш предок пустился в путь, он пытался фиксировать свои впечатления. Тема странствий исстари манит и тревожит людей с воображением. Помните, у Александра Сергеевича, в «Путешествии в Арзрум»: «Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моей любимой мечтой…»
А сборник «Холодная весна в Провансе» – это не совсем путевые заметки, точнее, совсем не путевые заметки. Те разворачиваются по принципу: «что вижу, о том пою». Конечно, я тоже пою о том, что вижу, но… будучи известным мистификатором и шулером, внутрь каждой новеллы – для энергии, так сказать, повествования – я поместила «капсулу» некой неожиданной истории – любви, страданий, разочарований, счастья… Красоты же пейзажей и познавательные для путешественника детали (которые я всегда забываю) служат орнаментом, весьма не обязательным.
Меня гораздо более, чем пейзажи и архитектура, интересуют национальные типажи, неожиданные повороты судеб, взгляд одинокого человека, выхваченный в чужой иноязыкой толпе. Как он живет? Кто он? Что значит для него вот эта маленькая кондитерская на углу? И для кого предназначены две булочки, которые несет он в красном бумажном пакете?
Так и возникла мысль написать о своих путешествиях, я ведь по натуре – наблюдатель, зевака, вызнаватель историй и тайн…
– За какой период времени были совершены эти поездки?
– За несколько последних лет. И сомневаюсь, чтобы ранее получилась такая книжка. В молодости ты сам так наполнен собственной силой жизни, желаний, так на себе сконцентрирован, что тебе и в голову не придет пропустить через собственное сердце чью-то чужеземную судьбу. С годами шире оглядываешься вокруг себя, больше слышишь, пристальней всматриваешься… Может, возрастная дальнозоркость виновата?
– Чем обусловлен выбор именно этих стран?
– Люблю старушку Европу, грешным делом. Мои друзья – например, писательница Марина Москвина – уже побывали в разнообразных Индиях, Непалах, Таиландах… Возможно, и я когда-нибудь захочу оказаться в тех краях… Пока же мне пальм хватает и вокруг собственного дома, на них мой пес трижды в день лапу задирает. И при первой возможности я стремлюсь оказаться на старинной мостовой узкой улочки где-нибудь в Толедо или Париже, в Риме, Брюгге или Амстердаме… Все интересно, когда ты праздно шатаешься…