— Это предложение?
— Недавно я ужинала с психотерапевтом Маршей Лант. Она занимается сексуальными проблемами. Я могу дать тебе ее телефон.
— Спасибо, не надо, — коротко ответил я.
Последовала неловкая пауза. Мы оба пялились на аквариум. Молчание прервала Пандора:
— Моя мать на днях уплотняла стены в своем лофте и, выбрасывая всякий хлам, наткнулась на сундук с именем Берта Бакстера, выгравированным на крышке.
— И что там было? — живо заинтересовался я.
— Не знаю. Сундук заперт.
— Кажется, я могу отыскать к нему ключ.
Пандора посмотрела мне прямо в глаза:
— Тогда мы должны увидеться в самое ближайшее время, и ты вставишь свой ключ в мой сундук.
Появился Уэйн с круглым подносом с перегородками, заполненным всякими яствами, и водрузил его посреди стола. Я не узнавал ничего из того, что он принес.
— Такое впечатление, что кто-то подобрал ошметки с пола на скотобойне и наскоро обжарил их в раскаленном масле.
— Попробуй что-нибудь новое, расширь свои горизонты! — Вооружившись палочками, Пандора с изумительной ловкостью принялась накладывать непонятную еду на мою пустую тарелку. — Это еда, которую едят сами китайцы. Ну, давай же, попробуй!
Я нехотя взял палочки и попытался отправить в рот скользкий кусок неизвестно чего, но лишь уронил его на колени. Подавшись вперед, Пандора начала кормить меня со своих палочек. От ее близости, запаха ее духов, волнующего декольте, оказавшегося под самым моим носом, у меня сдавило горло, и мне трудно было глотать.
Еда оказалась недурственной, но с курицей под соусом из черных бобов ей было, конечно, не сравниться. Я обрадовался, когда Уэйн принес блюдо с более чем узнаваемой лапшой.
За отвратительным кофе, какой обычно подает Уэйн, Пандора говорила о кампании по профилактике рака простаты, к которой она подключилась, и о том, какую помощь я мог бы ей оказать. Слушал я вполуха. Я любовался ее прекрасным лицом и сгорал от желания погладить ее волосы и сказать ей, что я любил ее, когда мне было тринадцать, люблю сейчас и буду любить всегда.
Позже, потягивая бренди за счет заведения, я рассказал ей о моих разнообразных проблемах. О том, что Георгина несчастна, книжный магазин закрывается, а мать рвется на «Шоу Джереми Кайла».
— О, я обожаю ток-шоу Джереми Кайла, — заявила Пандора. — Благодаря Джереми я в курсе того, чем живут низшие классы, что избавляет меня от необходимости посещать эти ужасные районы муниципальной застройки. Обязательно посмотрю передачу с твоей матерью.
— Ну, это будет не прямой эфир, а запись, но я позвоню тебе и сообщу, когда она выйдет.
— Хорошо, мы должны теснее контактировать друг с другом, правда?
Я целиком и полностью с ней согласился.
Она подвезла меня до дома. Неслась как сумасшедшая по нашим проселочным дорогам. Если бы навстречу выехал трактор, не избежать бы нам неминуемой гибели, но, как справедливо заметила Пандора, кому придет в голову сесть на трактор в час ночи.
Подъехав к свинарникам, Пандора глянула на окна:
— Тебе лучше поторопиться, Георгина еще не спит. — И добавила со вздохом: — Как бы я хотела, чтобы и меня кто-нибудь ждал дома.
— Но ты такая умная и красивая, мужчины должны толпами гоняться за тобой.
— Большинство мужчин меня боится. А остальные либо женаты, либо геи, либо у них биполярное расстройство психики.
Дорогой дневник, она выглядела такой одинокой, что мне захотелось обнять ее. Но я лишь попрощался и двинул к дому. Георгина сидела на кухне. Перед ней стояла пепельница, полная окурков, пустая бутылка из-под вина и наполовину полный бокал.
— Ты был с ней, да?
— Мы случайно встретились у Уэйна Вонга.
— Подумать только! — завопила Георгина. — Я принимала эту женщину в моем доме, кормила пастушьей запеканкой!
Спали мы в одной постели, но было такое ощущение, что я лежу на Северном полюсе, а она на Южном.
Проснулся в шесть утра с тяжестью на душе. Тревоги обступили меня со всех сторон. Встал и отправился варить кофе. На кухне сидел Гленн в трусах и камуфляжной майке.
— Ты рано сегодня, — заметил я.
— Я привык так вставать. Из лагеря нам приходится выезжать еще до восхода солнца. — Я поставил чайник на плиту, и Гленн продолжил: — Пап, можно задать тебе один вопрос? Почему ты не пишешь мне каждую неделю, как другие родители?
— Если честно, Гленн, писать-то, в общем, не о чем. Ничего интересного здесь не происходит.
— Мне все интересно, — рассердился Гленн, — любая ерунда. Должен же я знать, как у тебя дела. Я беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты умер, папа.
Вошла Грейси, уселась Гленну на колени, погладила его небритый подбородок:
— Папа, помнишь того мертвого ежика, что мы видели? Он сейчас на небесах?
Только я собрался объяснить разницу между двумя мировоззрениями — креационизмом и теорией разумного замысла, — как Гленн произнес:
— А то, Грейси, конечно, на небесах. И ему там хорошо.
Когда мы завтракали, появилась Георгина в сапогах на запредельно высоких каблуках. И большую черную блестящую сумку, висевшую у нее через плечо, я тоже видел впервые. Я предложил сделать для нее бутерброд с беконом.
— У меня деловой завтрак с Хьюго, — бросила она, поцеловала Грейси, Гленна и удалилась.
Из окна гостиной я наблюдал, как она огибает лужи на подъездной дорожке. Словно шагает по лондонской Оксфорд-стрит.
Георгина приготовила для Грейси школьную форму, но дочь не желала ее надевать. Сидя в гостиной, она беззаботно смотрела свой любимый диск «Классный мюзикл».
— Грейси, — крикнул я, — до выхода из дома у нас осталось десять минут!
Велел Гленну найти щетку для волос, а сам сгреб Грейси в охапку и отнес в ванную. Пока я чистил ей зубы, Гленн расчесал ей волосы и завязал их в довольно неряшливый конский хвост. Лестью, лаской и посулами мы пытались заставить ее надеть школьную форму, в итоге я сдался и разрешил ей надеть костюм Русалочки. От школьного кардигана она тоже отказывалась, пока я не напомнил, что русалки только снизу рыбы. Дочери пришлось признать мою правоту.
Поскольку мы опаздывали, я посадил Грейси на детское сиденье велосипеда и отвез в школу и всю дорогу волновался, как бы рыбий хвост не застрял между спицами. Затем я поехал на терапию и, когда добрался до больницы, во мне уже не осталось ни капли энергии.
Салли сказала, что у меня изможденный вид, и посоветовала отказаться от велосипеда до окончания лечения.
Когда я вернулся домой, предварительно наведавшись на работу, Гленн сообщил, что за родителями приехала машина и они отбыли в Манчестер, где записывается «Шоу Джереми Кайла». У меня сердце упало. А я так надеялся на вмешательство судьбы, которое бы не позволило превратить семью Моул во всеобщее посмешище! Но теперь — увы.