Ко мне в спальню пришла Грейси и доложила, что они с матерью только что посмотрели «Титаник».
— Мамочка плакала в конце, — добавила Грейси.
— Что ж, это очень грустный фильм, доченька. Я удивляюсь, как мамочка разрешила тебе его смотреть.
— Она все еще плачет, — сказала Грейси.
Я нехотя встал и пошел искать Георгину. Нашел ее в ванной, она рыдала, прижавшись лицом к банному полотенцу.
— Не плачь, дорогая, это всего лишь кино, — попытался я утешить жену.
Георгина швырнула полотенце в ванну и закричала:
— Думаешь, я плачу из какого-то дурацкого фильма? У меня уже три недели глаза на мокром месте!
— Если ты беспокоишься обо мне…
— Не все в этом мире вертится вокруг тебя, Адриан. У меня есть своя жизнь, знаешь ли!
Мне бросилось в глаза, что на пальце у нее нет обручального кольца. Я спросил, почему она его не носит.
— Ты, конечно, не заметил, — ответила Георгина, — но я сильно похудела за последнее время. И теперь оно сваливается с пальца.
После терапии меня встретила мать — в новенькой «мазде», выкрашенной в тот оттенок зеленого, какой в природе не водится. Припарковалась мать прямо у онкологического корпуса, в неположенном месте. Переваливая через «лежачих полицейских» на пути к больничным воротам, она сообщила, что сегодня утром приняла решение: опустошить старую банку из-под конфет, в которую она три года складывала монетки, и отнести их в автосалон.
— Пока у меня есть на что похоронить Джорджа, деньги меня не волнуют, — заявила она. — И я видеть не могу, с каким трудом ты добираешься до больницы. Поэтому отныне я буду возить тебя туда и обратно.
Я — совершенно искренне — возразил:
— Нет, мама, нельзя эксплуатировать тебя до такой степени.
— Я твоя мать, Адриан, а ты — мой очень больной мальчик. Ради тебя я пройду по горящим углям, переплыву океан, кишащий акулами, сражусь с полярным медведем…
Мысль о том, что дважды в день я буду заперт в машине с моей матерью, наполняет меня ужасом. Минуты через две она включила радио, и четыре стереоколонки взревели песней Джеймса Бланта «Ты прекрасна».
Пока мы ехали, позвонила Пандора:
— Немедленно продавай все акции и ценные бумаги, какие у тебя есть. Финансовый рынок вот-вот рухнет.
Я сказал ей, что моя мать предсказывала такой поворот событий много месяцев назад.
— Редкая прозорливость! — с восхищением заметила Пандора. — Я всегда говорила, что твоя мать — ведьма.
Мать взяла у меня телефон, продолжая рулить одной рукой:
— Пэн! Как ты? С кем-нибудь встречаешься?
Не знаю, что ответила Пандора, но мать рассмеялась:
— Членик с кукиш — еще не самая большая беда на свете, и это не должно тебя смущать, особенно если у мужика куча денег.
Мы остановились на красный свет, и тут в окно со стороны водителя постучал полицейский. Поскольку освоиться в новой машине мать еще не успела, стекло она опускала целую вечность. Полицейский что-то говорил, но мы его не слышали — Джеймс Блант во все горло восхвалял свою несравненную возлюбленную, а Пандора, теперь уже по громкой связи, рассказывала матери что-то скабрезное о Питере Мендельсоне [57] .
— Вы владелица этой машины, мадам? — осведомился полицейский.
— Да, — ответила мать. — Прибомбила ее сегодня утром.
— Можно взглянуть на ваши водительские права?
Мать поставила сумку себе на колени и передала мне телефон. Он выскользнул у меня из пальцев, упав между переключателем скоростей и моим сиденьем. Я потянулся, чтобы поднять его, но в результате только глубже загнал его под кресло. Пандора во весь голос жаловалась на начальника лондонской полиции. Водительские права мать нашла очень не скоро, предварительно перерыв всю сумку. Полицейский глянул на фотографию, затем уставился на мою мать. Тем временем Пандора восклицала во весь голос:
— Полин, мы живем прямо-таки в полицейском государстве!
Наконец и стражу порядка удалось вставить слово:
— Вы знаете, почему я остановил вас, мадам?
— Нет, не знаю.
— Вы ехали, вихляя, и разговаривали по мобильному телефону.
— Вот мой сын, констебль, — мать указала на меня, — он болен раком, и я пыталась записать его на срочную консультацию…
— На срочную консультацию с особой, — перебил полицейский, — которая поливает грязью уважаемого государственного служащего?
Из-под пассажирского сиденья Пандора докладывала нам троим, что Харриет Харман [58] испортит любую вечеринку, потому что она законченная ханжа и чувство юмора у нее давно и надежно заблокировано.
Скрючившись в три погибели, я тщетно пытался дотянуться до телефона.
— Я напрочь забыла про закон, запрещающий пользоваться мобильником, — объяснялась мать с полицейским. — У меня заключительная стадия менопаузы. Гормоны просто взбесились.
— Пандора! — крикнул я, обращаясь к полу под сиденьем. — Заканчивай разговор! Мою мать допрашивает полиция.
— Удачи с этими гадами, Полин! — гаркнула в ответ Пандора. А затем, благодарение Господу, отключила телефон.
Мать оштрафовали как злостную нарушительницу, содрав с нее 80 фунтов прямо «на месте происшествия». Это же натуральный грабеж! И чем, спрашивается, полиция отличается от разбойников с большой дороги?
С трудом выволок себя из постели. Мать отвезла меня на терапию и потребовала, чтобы ее впустили в комнату, где проводится лечение. Ей захотелось познакомиться с Салли.
Не понимаю, почему всем так нравится моя мать. Салли в итоге дала ей номер своего телефона и электронный адрес. За время их короткой беседы мать посоветовала Салли бросить Энтони, назвала место, где отлично стригут, и сообщила, что у нее дефицит витамина B6.
Она также довела до сведения Салли, что больничный халат на ней не смотрится:
— Носите пояс! И затяните его покрепче на талии!