— Да, я его хорошо знаю! Я купила как-то бидон его «Оргосвеклы». А потом обратилась в Инспекцию качества продуктов и услуг.
Отправился в книжный магазин, и мы с Бернардом и Хайтишем украсили витрину рождественскими книгами, добавив немного остролиста, плюща и омелы, добытых моей матерью незаконным путем.
Бернард спросил, что я делаю на Рождество. Праздную дома с семьей, ответил я.
— Ах, семья! — вздохнул он. — До чего же офигенная институция! Чертовски полезна в праздники и выходные.
На мой вопрос о том, как он проведет Рождество, Бернард ответил:
— Как, цыпленочек? На дне бутылки, надо полагать, где и пролежу в отрубе, пока не закончатся торжества и не возобновится нормальная жизнь.
Я так и не смог сказать Бернарду и Хайтишу, что после Рождества торговля в магазине прекратится.
К ратуше я подошел, когда часы на башне пробили два. Площадь была уставлена деревянными щитами с информацией о раке, лотками с соответствующей литературой и плакатами со схематичным изображением простаты. Пандора была уже на месте, в окружении мужчин среднего возраста. Госпожа мэр выглядела весьма колоритно в сари, расшитом покрывале и мэрской цепи. Она произнесла речь о том, какие замечательные в Лестере больницы. Ей вежливо похлопали.
Завладев микрофоном, Пандора разразилась подстрекательской речью о государственном здравоохранении. Она дала понять, что консерваторы с радостью обрекли бы нас всех на платную медицину и, если они придут к власти, нам придется раскошеливаться на каждый визит к врачу. Затем она призвала больных раком не стесняться и подойти к микрофону. На ее призыв тут же сбежалось невероятное количество вполне здоровых на вид мужчин, включая меня. Пандора попросила желающих поделиться своим опытом общения с государственной медициной. Желающих не наблюдалось, и тогда, обратившись ко мне по имени, Пандора вытолкнула меня к микрофону. Я, спотыкаясь через слово, коротко рассказал, как меня лечат в Королевской больнице. Как ни странно, мне бурно аплодировали, а некоторые даже издавали боевой клич американских индейцев. Позже, когда мы с Пандорой пили едва теплый кофе в вестибюле мэрии, я отметил неадекватную реакцию публики на мое выступление.
— Да, говорил ты хреново, — согласилась Пандора, — но тебе аплодировали за мужество.
— Мужество? Да я часто плачу под одеялом и жалею себя.
— Все больные раком — отважные, мужественные люди, — отчеканила Пандора. — Все они борются со страшной болезнью и не хотят ронять своего достоинства. Людям незачем знать, как ты хнычешь под одеялом, Ади.
Я бы с удовольствием посидел с ней подольше, но Пандора торопилась на осмотр нового театра «Извилина» в компании с Кейтом Вазом, депутатом парламента от Лестера. А не предложить ли этому театру мою «Чуму!»? Не сомневаюсь, дирекция будет только рада свежей пьесе местного драматурга.
Проснулся в 5.30 утра и мысленно составил перечень моих невзгод. Жалость к себе меня буквально раздирала, пока я не сообразил, что по крайней мере мне не приходится присматривать за двухлетними тройняшками.
В 7.30 мы с Грейси отправились на прогулку в деревню, а заодно за газетами «Санди таймс» и «Обсервер». Когда мы проходили мимо церкви Св. Ботольфа, Грейси заинтересовалась, что это там за «серые штуковины». Они называются «надгробиями», пояснил я. Дочке захотелось посмотреть на них поближе, мы вошли в калитку и остановились у одного из надгробий. Грейси попросила прочесть, что написано на «этом камушке».
— «Здесь лежит Артур Гуд Чайлд, усердный слуга Господа. Скончался в возрасте шестнадцати лет 23 декабря 1908 г.», — прочел я и добавил: — Шестнадцать лет, как грустно.
— А где сейчас Артур Гудчайлд? — спросила Грейси.
— Под землей, — ответил я с некоторой заминкой.
— А его мамочка по нему скучает?
— О да, сильно скучает.
— Тогда почему она его не выкопает?
Позвонил доктору Вулфовицу узнать, не выпишет ли он мне какое-нибудь стимулирующее средство. Мне необходимо одолеть сонливость, чтобы закончить «Чуму!».
— Я не намерен давать вам амфетамины, мистер Моул. К тому же английские писатели в подобных случаях традиционно прибегают в водке, сигаретам и черному кофе, забыли?
Терапия.
На голове у Салли торчали оленьи рога. Сегодня в отделении лучевой терапии рождественская вечеринка. Никого из пациентов не пригласили. Меня это задело.
Из больницы поехал на работу. В магазин явился мужчина в женской шубе и спросил, торгуем ли мы электронными книгами.
— Нет, — ответил я. — И электронным кофе тоже.
— Госссподи, и почему в книжных магазинах тебя всегда облают? — Клиент в шубе вышел, хлопнув дверью.
— За электронными книгами будущее, — сказал Хайтиш. — На «Амазоне» ими вовсю торгуют.
— Да какой от этой хрени кайф! — вскипел Бернард. — У электронных книг нет запаха, и их нельзя читать, когда чертовы батарейки сядут.
Вошла женщина с тысячью пакетов, ей требовался подарочный экземпляр «Улисса»:
— У вас есть первое издание с автографом Джеймса Джойса?
— Не устаю поражаться невежеству публики! — воскликнул Бернард. — Мадам, вы в курсе, что речь идет о семидесяти тысячах фунтов? Впрочем, у меня имеется подписанный экземпляр из тиража издательства «Пингвин».
Посетительница уселась на диване, разложив там же свои пакеты. Бернард исчез в подсобке, откуда появился спустя несколько минут с «Улиссом». Раскрыв книгу на титульном листе, он показал посетительнице подпись автора — четкое написание букв удивительно напоминало почерк Бернарда.
— Потрясающе, просто зашибись, а? — сказал Бернард. — Надо же, сам великий мастер прошелся по этой странице своей ручкой!
— Я-то книг не читаю, — пояснила дама. — Это для моего сына. Он как бы книжный червь. У него вся комната забита вонючими старыми книгами, я даже не могу там толком прибраться. Я предлагала ему кашемировый свитер в качестве рождественского подарка, но нет, ему подавай «Улисса». Говорит, это шедевр, — снисходительно засмеялась она.
Наверное, я должен был вмешаться, однако я молча наблюдал, как Бернард берет с посетительницы 30 фунтов. Расплачиваясь, она поинтересовалась:
— Джеймс Джойс проводит встречи с читателями в «Уотерстоунз»?
— Он бы с радостью, мадам, — ответил Бернард, — да только с 1941 года его нет в живых. Умер 13 декабря, поистине черный день календаря.
Когда она удалилась, шурша многочисленными пакетами, Бернард, глядя ей вслед, покачал головой. А потом спросил, читал ли я «Улисса».