Приехал, наговорил кучу слов о дружбе и доверии, извинялся, обещал новую должность, а на самом деле ему нужно было просто спрятать письма… Гадость, какая гадость! А он, Томчак, слюни распустил, поверил. Помощь обещал. Дурак. Неужели Ларка права, они с Геной Леонтьевым смотрели Володьке в рот невидящими глазами, а он ими манипулировал, как манипулируют вещью, предметом обихода: когда нужно – достают из ящика и используют, а когда не нужно, то о ней и не вспоминают.
И все равно, Стрельников не может быть убийцей. А если все-таки?..
* * *
Звонок в дверь показался Любе оглушительно громким. Она была дома одна, родители на работе, и никого она не ждала. С трудом стряхнув с себя оцепенение, в котором она пребывала почти все время с тех пор, как умерла Мила, Люба поплелась к двери. Посмотрела в глазок и увидела приятное женское лицо.
– Кто там? – спросила она на всякий случай.
– Откройте, пожалуйста, – раздался голос из-за двери. – Я из общества евангелистов.
Люба торопливо открыла дверь. Все, что было связано с церковью, вызывало у нее доверие и какую-то почти болезненную тягу. Перед ней стояла молодая женщина с выражением бесконечного терпения на гладком округлом лице и с добрыми глазами.
– Простите за беспокойство, – сказала она, робко улыбаясь, – вы позволите задать вам несколько вопросов?
– Да, пожалуйста, – с готовностью откликнулась Люба.
– Верите ли вы в то, что Бог – един для всех?
– Да, – быстро ответила она.
– А как вы думаете, чем же тогда объяснить существование нескольких религий? Вы полагаете, что наш, христианский Бог, и, к примеру, Аллах, – это один и тот же Бог?
– Да, я думаю, что это так.
– Но ведь их учения совсем разные. И даже противоречат друг другу. Означает ли это, что одна из религий – правильная, а остальные – неправильные?
– Нет, – твердо сказала Люба, – все религии правильные. Просто они создавались в разных условиях, я имею в виду разную цивилизацию, культуру, да климат наконец! Каждая религия правильная для того народа, который ее исповедует.
– А вы сами веруете?
– Да.
– Тогда позвольте подарить вам наши книги. Вам будет интересно прочитать рассуждения теологов по этому поводу. Мы распространяем наши книги бесплатно, мы хотим, чтобы люди задумались, тогда, быть может, они обратятся к Христу и найдут в Его учении ответы на многие вопросы, которые их терзают.
Девушка протянула Любе две книжечки, одну совсем тоненькую, другую потолще, в ярко-красной обложке.
– Спасибо, – улыбнулась Люба, втайне радуясь, что непонятный и слишком сложный для нее разговор так быстро и легко закончился. Открывая дверь, она и не предполагала, что ей придется вести беседу о том, о чем она никогда, в сущности, не задумывалась и что ее совсем не интересовало. Она думала, что у нее будут просить пожертвования на бедных, сирых и нищих, и готова была дать денег, тем самым сделав хоть что-нибудь, чтобы вымолить у Него прощение. А оказалось, что ей предлагают чуть ли не теософскую дискуссию.
– Вы позволите мне зайти через несколько дней, чтобы узнать, понравились ли вам наши книги? Может быть, у вас появятся вопросы, которые мы могли бы с вами обсудить. Если содержание книг вас заинтересует, я с удовольствием приглашу вас на собрание нашего общества…
– К сожалению, вы вряд ли застанете меня, – торопливо сказала Люба. – Днем я обычно на работе и прихожу очень поздно. Сегодня вы меня совершенно случайно застали, у меня отгул.
– Очень жаль, – огорчилась девушка. – Простите за беспокойство и спасибо вам за беседу.
Люба с облегчением закрыла дверь и вернулась в комнату. Усевшись на диване, она стала рассматривать книги. Одна из них, красная, оказалась Новым заветом, вторая, тоненькая, называлась «Лучший подарок – жизнь» и имела подзаголовок «Евангелие от Иоанна». Она почувствовала, как внутри у нее все оборвалось. Лучший подарок – жизнь. Жизнь – самое лучшее, самое ценное, самое прекрасное, что Бог может подарить человеку. А она, Люба, посмела в этом усомниться и пожелать смерти другому человеку. Бог решил дать жизнь Миле Широковой. Он же не мог не видеть, какой стала эта жизнь и сколько страданий она причиняет другим людям, но не отнял ее у Милы, потому что на то была Его воля, его разумение. А Люба посмела своей волей изменить Его решение. Нет ей прощения…
Она читала наугад раскрытую книгу, и ей казалось, что с глаз спадает пелена. Не посторонние люди заставляют нас страдать по злому умыслу, нет, это Господь посылает нам испытания, чтобы мы закалились, укрепились духом, заглянули внутрь себя и увидели, что на самом деле важно и ценно, а что – ветхо и преходяще. Страдание очищает, и это означает, что посланное Им испытание призвано изменить нас, сделать нас лучше, сильнее, добрее. Господь наш все видит, в Его воле не допустить наших страданий, и если Он их допускает, значит, на то есть Его воля. Ему виднее, как правильно. Ему виднее, кому посылать эти испытания. Она испытания не выдержала, сломалась, пала духом и пошла по тому неверному пути, от которого всегда предостерегал Господь: по пути возмездия. Нельзя желать смерти другому человеку, ибо только Всевышний знает, кому давать жизнь и у кого и когда ее отнимать.
Нет ей прощения… Нет и быть не может.
Лариса Томчак сидела на полу посреди комнаты в квартире своего свекра и, поджав под себя ноги, листала очередной семейный альбом. Вокруг нее лежали пачки фотографий, а она все никак не могла выбрать самую лучшую. Недавно Томчак похоронил мать, подошло время ставить памятник, и Вячеслав Петрович попросил жену порыться в семейных фотографиях, в том числе и старых, и найти самый удачный снимок. Лариса к своей свекрови относилась всегда очень хорошо, искренне горевала, когда та скончалась, и теперь ей хотелось, чтобы на памятнике лицо матери мужа было именно таким, каким было в жизни: ласковым, постоянно готовым к улыбке и добрым.
В последние десять лет свекровь много болела, поэтому, несмотря на веселое выражение лица, выглядела она на фотографиях все-таки плохо. Лариса решила поискать более ранний снимок, когда свекровь еще была здоровой цветущей женщиной, модницей и хохотушкой. Постепенно перебирая снимки, Лариса добралась и до альбомов двадцатилетней давности, когда Слава, ее муж, учился в институте, а свекрови было чуть больше сорока пяти – самый расцвет зрелой женственности. В этом альбоме множество снимков лежало между страницами, и она старательно их просматривала. Какие они были молодые, и Слава, и Генка Леонтьев, и Стрельников! Все трое учились на одном курсе и очень дружили. Даже на фотографиях они почти всегда были вместе: на даче, на картошке, на студенческих вечерах, на военных лагерных сборах, на соревнованиях по волейболу… Веселые, улыбающиеся, беззаботные. Сейчас Слава уже совсем седой, Гена потерял почти всю шевелюру, лысиной сверкает, один только Стрельников по-прежнему хорош, не берут его годы.