Мы договорились, что за двадцать часов в неделю я плачу Хулии 350 долларов, и я вдруг оказалась свободна от необходимости нестись через весь город, чтобы успеть забрать Эмили сразу, как только закончатся занятия. Тео, в свою очередь, вообще оказался свободен от каких бы то ни было домашних обязанностей. Подписав договор с Хулией, я позвонила ему домой и оставила сообщение на автоответчике: «Твоя взяла. Теперь у нас няня, она будет с Эмили все вечера. А уж возвращаться или нет — дело твое».
Он вернулся в тот же вечер с букетом цветов, прелестной джинсовой курточкой для Эмили и бутылкой шампанского, но без извинений и рассказов о том, где пропадал два дня. Я уже поняла, что подобное было в стиле Тео. Он никогда не повышал голоса, не оскорблял, не предъявлял претензий. Если что-то его не устраивало или ему казалось, что ему садятся на голову, предъявляя непомерные требования, Тео либо просто исчезал, либо в пассивно-агрессивной манере давал понять, что спорить с ним бесполезно.
Так и сейчас, я спросила: Следует ли мне понять, что такие уходы отныне входят в репертуар нашей жизни? — а он сообщил, что не собирается обсуждать это со мной. Он вообще не считает нужным делиться со мной своими переживаниями по этому поводу. Так, и только так.
— И стоит ли затевать перебранки, Джейн? Зачем это?
— Затем, вероятно, что мы, как предполагалось, ведем совместную жизнь, а это подразумевает разделение ответственности.
— Никогда совместная жизнь не базировалась на математически точном, пополам, разделении ответственности. Собственно, проблема у нас была с организацией послеобеденных часов, а сейчас она решена. И кстати, я готов вкладывать сто семьдесят пять баксов в вознаграждение Хулии. Это ровно половина, насколько я смыслю в математике.
— Я не стану впредь мириться с этими твоими исчезновениями.
— Ты же знаешь, Джейн, угрозами от меня ничего не добьешься.
Я попыталась продолжить разговор, но Тео, не слушая, вышел из комнаты и уселся играть с Эмили в детском уголке. Через полчаса, когда он вернулся, я заявила:
— Я так жить не могу.
— Жить как?
— Ты выходишь из комнаты всякий раз, как я…
Тео снова вышел к Эмили. Я выбежала следом и почти выкрикнула сквозь слезы:
— Соблюдай хотя бы элементарные правила вежливости и не прерывай разговор на полуслове.
В ответ на эту реплику расплакалась Эмили. Ее напугал мой громкий, рассерженный голос. Тео не ответил ничего. Он подхватил дочку на руки и стал утешать, бросив на меня выразительный укоризненный взгляд. В это мгновение я ясно поняла, что с этим человеком мне никогда не удастся настоять на своем.
А на чем, собственно, я собиралась настаивать? Семейные отношения так или иначе превращаются в состязание в силе. Даже убеждая себя в том, что мы не собираемся захватывать власть над партнером, мы все же, в той или иной степени, хотим, чтобы ситуация развивалась по нашему сценарию. Меня бесило то, что Тео ни в чем не шел со мной на компромисс, а всякий раз прибегал к уловкам, выставляя меня в идиотском свете и вынуждая в конечном итоге идти у него на поводу. Когда я пыталась довести до него свою точку зрения, он просто исчезал. Эта стратегия очень напоминала мне ту, с которой по жизни шел мой отец: «Есть два мнения — мое и неправильное». Только, в отличие от отца, Тео добивался своего молчанием, хитростью и коварством. Впрочем, я готова признать, что в данном конкретном случае — с нянькой — решение оказалось удобным и для меня.
После того как вопрос с няней был решен, Тео снова держался как ни в чем не бывало. Возвращался он не позднее восьми часов вечера. Часто вызывался приготовить ужин и непременно проводил довольно много времени с Эмили. Мы вместе тусовались до полуночи и как минимум дважды в неделю занимались сексом. Независимо от того, был у нас секс или нет, я засыпала в половине первого, а утром мы с Эмили поднимались в половине седьмого. После того как нашей девочке исполнилось три месяца, она, на радость родителям, сделала колоссальный рывок, перейдя к десятичасовому беспрерывному сну. Тео прекрасно справлялся с дочкой, если ей случалось все же проснуться среди ночи, а также идеально освоил искусство тихонько ложиться мне под бочок в четыре утра, не потревожив меня. Спал он всегда в берушах, так что по утрам звонкий голосок Эмили его не будил. Надо отдать должное нашей чудесной дочери: проснувшись, она никогда не плакала. Может, я придаю этому чересчур большое значение, но меня с первых дней жизни малышки поражало, что Эмили всегда могла дать нам понять, если ей что-то было нужно, и делала это в удивительно деликатной манере, без нытья и воплей. А еще она любила смеяться и по утрам неизменно встречала меня ослепительной улыбкой. Благодаря этому все трудные моменты как-то сглаживались, и я вспоминала, что материнство — стоящая вещь и радости от нее окупают все неприятности и сложности.
Перед самым рождением Эмили я поменяла свою «мазду» на «фольксваген-туарег». Я выбрала модель предыдущего года, и все равно после того, как я сдала старую машину в счет оплаты, пришлось добавить еще восемь тысяч. Выбрав этот надежный внедорожник, я окончательно утвердилась — отныне я становлюсь родителем.
Тео не пытался отговорить меня от покупки новой машины.
— А что, это ведь не какой-нибудь микроавтобус, к тому же без правого руля, который обычно портит дело у всех этих модификаций «тойоты». А эта машина на самом деле классная — я уверен на все сто, мне не стыдно будет показаться в ней.
Но в действительности водила только я, каждый день, потому что ведь это я отвозила по утрам Эмили в ясли. Ясли открывались в восемь тридцать, и ни минутой раньше, так что у входа в элитный детский центр на Портер-сквер всегда собиралась пара дюжин работающих мамочек (и не больше трех папаш), выстроившихся в очередь, с детьми в колясках. Все были нарядно одеты для работы, все нервно посматривали на часы, переминаясь с ноги на ногу, каждая была готова сорваться с места, как только растворятся двери и можно будет сдать ребенка. После этого все мы разбегались по своим рабочим местам и начинали свой дневной, хорошо оплачиваемый марафон, пытаясь разрешить дилемму, балансируя между профессией и материнством, размышляя о том, какому давлению подвергаются супружеские отношения, и повторяя себе, что в один прекрасный день должно же все это наконец закончиться.
Но мои размышления больше были связаны с осознанием некоей истины о моих отношениях с Тео: я поняла, что разлюбила его. А может быть, лучше было бы заменить это предложение вопросительным: любила ли я его когда-нибудь и осталась ли бы я с ним, не появись в нашей жизни Эмили?
Вероятно, этот вопрос был обусловлен другим: любил ли Тео меня когда-нибудь? Незадолго до первого дня рождения Эмили, когда мне стало казаться, что наши отношения начали налаживаться, Тео неожиданно изменил курс и снова стал где-то пропадать, не приходя домой ночевать по несколько ночей кряду. Особенно оскорбительным мне казалось то, что Тео никогда не удосуживался позвонить и сообщить, где он, а свой мобильный телефон отключал специально, чтобы довести меня до белого каления, — по крайней мере, тогда мне казалось именно так. После одного такого исчезновения продолжительностью в семьдесят два часа мои отчаянные попытки дозвониться увенчались-таки успехом. Тео мне перезвонил. Он был совершенно невозмутим: