Доверяйте своей интуиции — это, наверное, лучший совет, которому можно смело следовать. Следом напрашивается второй: не вкладывайте денег в раскрутку фильмов. Поэтому я решила попытаться выиграть время, сказав Тео:
— Мне нужен какой-нибудь договор о партнерских отношениях. И еще я должна познакомиться с твоей компаньонкой.
Тео расплылся в улыбке, которая всегда появлялась у него на лице, если он добивался того, чего хотел.
— Не проблема, — проворковал он. — Это вообще не проблема.
Через два дня Адриенна явилась к нам на ужин. Тео возился на кухне почти целый день, готовя какие-то замысловатые индийские блюда. Меня озадачила тщательность приготовлений (он специально ездил за некоторыми ингредиентами в индийскую лавчонку в Челси и даже потрудился вручную растереть в ступке специи), и я не могла не отметить мысленно, что для меня за все время — два года, — что мы были вместе, он готовил всего три раза. Тео настоял также на покупке шампанского и нескольких несуразно дорогих бутылок бордо.
— Это же индийская еда, — возражала я. — Она забьет вкус дорогого вина.
— Этот ужин ознаменует начало нашего делового партнерства, и я хочу, чтобы он был таким же важным и значительным, как сам наш проект.
— Мне казалось, речь идет о торговле дешевым кино, а не о репринтном издании Библии Гутенберга.
— Умеешь же ты все опошлить и испортить мне настроение.
— Ты несправедлив.
— Как несправедлив и твой намек, что я выпендриваюсь без серьезного повода.
Пятью минутами позже явилась Адриенна.
«Явилась» — подходящее слово, ибо больше всего это напоминало эффектный выход на сцену. Она возникла в дверном проеме в пальто до полу, напоминавшем гибрид восточного халата с афганским ковром. Очень высокая — около шести футов — женщина с сильно вьющимися волосами, выкрашенными в ядовито-рыжий цвет. Все в ней было кричащим, экстремальным, экстравагантным: пальто, волосы, отбеленные зубы, огромные бронзовые серьги в форме солнца, резкие мускусные духи. А потом раздался ее голос. Громкий. Пронзительный настолько, что соседи за стенами, должно быть, вздрогнули. И особенно противный из-за того, что источал показную доброжелательность.
— Боже-боже, да вы действительно красавица, как и говорил Тео.
Таковы были первые слова, вылетевшие из ее уст. За ними последовало:
— И — о, поверить не могу! — что за ди-ивная квартира! Это великолепно!
Эту реплику Андриенна подала, все еще стоя в дверях и не имея возможности «подивиться» великолепию нашей квартиры. Но вот, обхватив меня своими длинными руками, словно лучшая подруга после долгой разлуки, она увлекла меня вглубь и разразилась потоком восторженных восклицаний по поводу всего подряд — от цвета нашего дивана до «сказочного!» паркета и «прелестной» новой кухни. А уж когда дело дошло до Эмили…
— Боже, какая же очаровательная, ты холёсяя малышка…
Сюсюкая, Адриенна раскинула руки и направилась к моей дочери, а та испуганно сжалась в комочек и отвернулась от нависшей над ней фигуры, напоминавшей гигантскую хищную птицу. Эмили с первого взгляда безошибочно определяла, кому можно доверять, а кого надо сторониться.
Да-да, понимаю, что мое описание Адриенны необъективно, гротескно, возможно, я даже возвожу на нее напраслину. Но она была из породы людей, к которым невозможно относиться нейтрально. Не прошло и пяти минут, как она переступила порог нашей квартиры, а я уже мечтала лишь о том, чтобы она поскорее ушла.
Но не могла же я так прямо поделиться с ней своими мыслями. Вместо этого я предложила Адриенне чего-нибудь выпить.
— Не откажусь от коктейльчика с мартинчиком, — пропела она.
— Вам мартини с джином или с водкой? — уточнила я.
— А не найдется у вас — ну вдруг? — капельки-капелюшечки «Грей Гуз»?
— Нет, только старый добрый зануда «Смирнов».
— Что ж, думаю, меня это устроит.
Я ушла на кухню готовить напитки. После этого я вернулась в гостиную, где Адриенна, сидя на полу, пыталась наладить отношения с моей дочерью. Один за другим поднимая с пола кубики, она громогласно изрекала:
— Вот буковка А. Может Эмили прочитать буковку А? А вот буковка Я. Может Эмили прочитать буковку Я?..
Ребенок, в год и месяц от роду еще не особо умевший выговаривать слова, не понимал, чего от нее хотят. Пугающе визгливый голос Адриенны в конце концов заставил Эмили разразиться потоками слез.
— Тетя Адриенна тебя огорчила? — вопросила «тетя Адриенна» оглушительным, как сигнал тревоги, голосом.
В ответ Эмили зашлась таким ревом, что я поскорей подхватила ее на руки и вынесла из гостиной.
— Вот потому-то тетя Адриенна никогда не станет мамочкой Адриенной, — проорала гостья нам вслед.
Эмили не потребовалось много времени, чтобы вернуться в доброе расположение духа. Оказавшись вне зоны действия Адриенны, она тут же затихла.
— Прости, что позволила ей тебя напугать, — шепнула я дочке на ухо. — Она и меня тоже пугает.
Когда я вернулась в гостиную, Адриенна и Тео уже осушили свои бокалы. Заметив, что шейкер пуст, Адриенна устремилась на кухню, настаивая, чтобы следующую порцию дали приготовить ей.
— Это вовсе не обязательно, — сказала я.
— Конечно же обязательно, — жизнерадостно возразила она. — Выпьем еще по коктейльчику с мартинчиком и станем подружками не разлей вода.
Она вышла из комнаты, а Тео заметил:
— Я так и знал, что вы, девчонки, поладите.
— Очень смешно, — проворчала я.
— Знаешь, я не виноват, что у тебя нет чувства юмора.
— С этой женщиной мне что-то не до смеха, — прошептала я.
— Ты просто не можешь вынести, если рядом оказался кто-то по-настоящему яркий.
— Она вульгарна.
— А ты, как всегда, торопишься вынести приговор. Тебе бы только осуждать.
— Ты несправедлив. Я просто хочу тебе добра… нам.
Вернулась Адриенна с напитками:
— Ну, голубки, успели всласть поворковать?
— Нет, только я успела побрюзжать.
Я допила свой мартини и взяла второй стакан из ее рук. Водка с мартини — отличная отрава. Первая порция обеспечивает легкую анестезию. Вторая ошеломляет. После третьей вам делается все равно — вы готовы любезничать с пожарным гидрантом или выслушивать двухчасовой поток сознания Адриенны Клегг.
На мое счастье, действие мартини было усилено индийской едой, столь любовно приготовленной Тео, и дорогущим бордо, приобретенном специально к этому случаю. Я просто сидела себе за столом, ела, пила и помалкивала, так как усилия по поддержанию беседы взяла на себя Адриенна. В результате я узнала все подробности о «крайне неправильном» детстве нашей гостьи, проходившем в Ванкувере, о первом кратком браке с костюмером из Голливуда, который оказался необузданным гомосексуалистом (не она ли заставила его прийти к выводу, что уж лучше спать с мужчинами?), о том, как она проходила принудительное лечение в каком-то реабилитационном центре Бетти Форд в Британской Колумбии, чтобы отвыкнуть от пагубного пристрастия к перкодану («По крайней мере, перк доступен, он дешевле кока-колы», — заметила Адриенна). Еще я услышала, что это именно она помогла открыть для мира трех великих кинорежиссеров (имена которых лично мне были незнакомы), и узнала подробности ее профессиональной деятельности в Париже и Берлине («Я была первым кинопрокатчиком, поставлявшим фильмы в бывшую Восточную Германию, после того как рухнула стена»). За этим, разумеется, последовал рассказ о «сказочных» годах в Нью-Йорке, где она «знала каждую собаку».