Впервые на моей памяти он заговорил о нашем общем будущем вот так, во множественном числе. Та часть моего сознания, которая так боялась, что я вновь останусь брошенной, немедленно отозвалась.
— Хорошо, — сказала я Тео в ту ночь. — Я в игре.
На другой день мне позвонила Адриенна, она была в полном восторге.
— Я прямо визжала, визжала, визжала, когда Тео сообщил мне новости. И обещаю, обещаю, обещаю, что ты не пожалеешь о своем решении. Можешь быть уверена в этом на тысячу процентов.
Еще она сказала, чтобы было бы, типа, круто, если бы меня оформили сотрудником компании «Фантастик Филмворкс», которую они с Тео сейчас регистрируют, чтобы заниматься раскруткой и прокатом фильма. Это, пояснила она, давало бы мне право посещать разные встречи и совещания и быть полностью в курсе принимаемых решений по прокату ленты (и разумеется, влиять на принятие этих решений).
— Почему бы и нет? — ответила я, подумав, что неплохо иметь возможность держать руку на пульсе и наблюдать за тем, как расходуются мои средства.
Соглашение о генеральном партнерстве было доставлено через несколько дней. Все было ясно и четко изложено — описаны условия инвестиции, приложен детальный план возврата долга и выплаты добавочных дивидендов, а также (я сочла это особенно важным) четко оговорено, что, как член компании, я имею полный доступ ко всей финансовой документации и участвую в принятии решений по всем продажам, связанным с фильмом. Вечером того же дня — когда Адриенна, предварительно созвонившись, явилась к нам для окончательного разговора — я еще раз проговорила свои требования: я должна быть в курсе всех предпринимаемых шагов и по первому требованию мне должны предоставлять любые отчетные документы.
— Без проблем, золотко. Мы собираемся вести дела абсолютно прозрачно.
После этого несколькими росчерками пера я подтвердила, что инвестирую пятьдесят тысяч долларов в прокатное агентство «Фантастик Филмворкс». Когда все документы были подписаны, Адриенна вытащила «бутылочку шампусика», которую принесла с собой, чтобы отметить сделку. Только это была не простая бутылка шампанского. Это был «Лоран-Перье» урожая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
— Зачем было покупать такую дорогую бутылку? — заметила я Тео позднее, когда мы собирались ложиться.
— Бывают моменты, когда уместно позволить себе небольшое сумасбродство.
За этим последовали месяцы, на протяжении которых Адриенна и Тео позволяли себе сумасбродство за сумасбродством, а меня все сильнее трясло от злости во время перебранок с Тео относительно этой недопустимой расточительности.
А потом настал момент, когда, повинуясь капризам судьбы, непомерные расходы сменились вдруг огромными доходами. Адриенна и Тео оказались правы насчет этого доморощенного фильма. Он стал хитом и блокбастером.
Оглушительный успех может принести стабильность на всех фронтах. А может посеять хаос и разруху. Так что я вынесла для себя урок: нужно всегда помнить, что некоторые люди способны испортить все дело, даже добившись успеха, о котором мечтали всю жизнь.
Эмили… За последующие полтора года, чтобы ни случалось со мной в жизни, у меня была одна неизменная и самая важная опора — моя дочь. Все остальное, что происходило со мной и вокруг меня, было ужасно, но винить я никого не могу, только себя. В конце концов, своими руками передав деньги Тео и Адриенне, я сама дала им возможность…
Но я снова забегаю вперед… Сначала Эмили. К полутора годам она уже изъяснялась простыми, но удивительно интересными и осмысленными фразами и, казалось, обожала меня так же, как и я ее. Видимо, тягостная семейная история наложила на меня тяжелый отпечаток, поэтому я с самого начала твердо решила, что своей дочери жизнь не отравлю и не позволю ей страдать от чувства вины перед родителями. Я постоянно повторяла Эмили, что она была и остается самым лучшим, что когда-либо было у меня в жизни.
Способен ли был маленький ребенок, совсем еще младенец, понять это? В такое могут верить только совсем уж ненормальные родители. Скажу честно, у меня не было уверенности даже в том, правильно ли я сама все понимаю. Но в одном я была твердо уверена — я наслаждалась каждым мигом, проведенным с дочерью. Она никогда не доставляла мне хлопот. А может, я просто решила, что от Эмили не может исходить ничего неприятного или раздражающего, что бы она ни делала. Проливала ли она молоко, будила ли меня ночью, капризничала ли и ревела — ничто не могло вывести меня из терпения. А самым удивительным для меня самой же оказалось то, что я вдруг поняла: ради дочери я готова сделать что угодно, и все мне под силу. Поразительное это было ощущение, ибо через него мне открылась вся глубина беззаветной любви к этой крохотной девчушке, которая, так уж получилось, приходилась мне дочерью.
Эмили спокойно относилась к моим отлучкам и не скандалила, когда по утрам я отдавала ее в ясли. Каждый вечер, когда я возвращалась с работы, она нетвердыми шагами ковыляла (а потом и бежала) мне навстречу, радостно сообщая Хулии: «Мама домой!»
Хулия постоянно пела мне о том, какая Эмили лапочка и как легко за ней присматривать.
— Она прекрасная, потому что вы с ней прекрасная мать, — сказала она как-то на своем ломаном английском.
— Да нет, — ответила я, — Эмили прекрасна сама по себе.
В три года она полюбила хватать книги и приговаривать что-то вроде: «Мама любит книги — я люблю маму». А иногда, когда я за столом проверяла студенческие работы, она забиралась ко мне на колени и пыталась прочитать слова, написанные мной на листках.
По выходным мы с Эмили непременно отправлялись в какой-нибудь интересный познавательный поход: в Музей науки, зоопарк, Музей изобразительных искусств (где однажды она ткнула пальчиком в висящее на стене полотно Ротко [86] и сказала: «Красиво»), даже в библиотеку Виденера в Гарвардском университете, где моя приятельница Диана из отдела каталогов провела для нас экскурсию. Эмили слегка оробела среди бесконечных рядов стеллажей и жалась ко мне все время, пока Диана терпеливо рассказывала ей о том, как отыскать на полке нужную книгу, и о том, что здесь есть книги с историями, и книги про разные науки, и книги про то, что происходило в прошлом, и…
— Я буду писать истории, — вдруг объявила Эмили.
— Обязательно будешь, — лучезарно улыбнувшись, согласилась Диана.
И снова я выслушивала восторги и комплименты по поводу своей доченьки, такой спокойной и сообразительной. Как-то в снежный зимний день я побоялась садиться за руль и решила отвезти Эмили в детский сад на метро. Всю поездку она весело болтала и калякала что-то в раскраске «Улица Сезам», время от времени демонстрируя мне свои успехи. Сидящая напротив пожилая женщина нагнулась ко мне и заговорила:
— Знаете, у меня несколько внуков, и они совершенно не умеют себя вести, вечно орут и брыкаются. А ваша девочка — что-то потрясающее… это, безусловно, ваша заслуга.