Но, если честно, эти партнеры сами хороши. В общем, la vita è un gioco! Жизнь — это игра!
С ненулевой суммой, что особенно восхитительно.
сорок тысяч разных книжек
Лет пятьсот тому назад я любил одну женщину. И она меня тоже, наверное. Потому что мы прожили вместе тринадцать месяцев. Мы с ней не были расписаны, но считали себя мужем и женой, и называли так друг друга в разговорах со знакомыми ведь мы жили под одной крышей и вели совместное хозяйство.
Я часто бывал к ней несправедлив, требователен, зол. Это было ужасно. Но это было понятно: я пришел к ней весь израненный-истерзанный; уж простите за такую красивость, но это я для краткости. Она меня приголубила и успокоила, подарила бесценное чувство любимости. По всем правилам мою душу должна была наполнять светлая благодарность и нежная терпеливая любовь, а вот поди ж ты… Впрочем, она меня тоже мучила. Потому что она тоже была израненная-истерзанная своим прошлым, даром что ей было чуть за двадцать, да и мне тоже.
Израненным людям трудно вместе, чего уж там.
Потом мы расстались.
О, эти три слова!
Любая история кончается ими.
Краткий аккорд: Па-рам пам пара-рам. Потом мы расстались.
Да, потом мы расстались, она несколько раз выходила замуж, а потом уехала в очень далекую страну, где и осталась жить.
Все эти пятьсот лет мне трудно было вспоминать о ней, об этих тринадцати месяцах. Я ругал себя и укорял ее. Было неприятно. Стыдно, досадно, тяжело.
Но буквально позавчера я вдруг вспомнил ее, и неожиданно почувствовал, что эти воспоминания мне легки. Интересны. Любопытны. Забавны. Даже трогательны. Но не более того.
Как будто бы только сейчас эта история завершилась. Наконец-то поставлена точка. Будто бы кусок моей жизни превратился в книгу. Будто бы эта книга стоит на полке. Я могу ее взять, перелистать, почитать, сидя в кресле.
Погрузиться в эти страницы страсти и стыда, злобы и нежности, раскаяний и упреков, чашек и тарелок, комнат и коридоров, городских тротуаров и дачных проселков, веселых пьяных ночей, похмельных рассветов, бесконечной вереницы друзей и подруг, отъездов и возвращений, простынь и одеял, рук и ног, поцелуев и объятий, бешеных ссор, страшных обид и новых ласковых примирений, казалось бы, теперь уже навсегда, навсегда…
Вздыхать, морщить лоб, снимать очки, промокать платком глаза, но каждую секунду понимать — это всего лишь книга.
А потом закрыть книгу и поставить на место. Я даже забеспокоился.
Узнать бы, как она там, в своей далекой стране.
нас мало, избранных, счастливцев праздных
У мамы была подруга, артистка Катя С. У нее был муж Юра. Он был высокий красивый мужчина. С залысинами. В больших роговых очках. В сильно не новом, но дорогом и отлично сидящем костюме. Всегда в белой рубашке и галстуке.
Юра С. был переводчик с туркменского, киргизского и прочих языков советской Средней Азии. Он переводил прозу. Толстые романы тамошних прижизненных классиков. Про путь дехканина в революцию. А также про борьбу с басмачами в разрезе преодоления психологии кочевника на пути социалистического строительства. В общем, Буря над Алатау. Или Заря над Памиром.
Одни говорили, что он настоящий востоковед-полиглот. Другие — что он переводит с подстрочника или вообще сам всё сочиняет, пообщавшись с киргизскими классиками в ресторане ЦДЛ. Получив от них основную идею и нечто вроде аванса.
Никто не знает, как было на самом деле. Наверное, и так и этак.
Но я немножко про другое.
Катя рассказывала:
Однажды Юра долго был в творческом кризисе. Как-то ему не работалось. Не переводилось. Или в кризисе были киргизские романисты. В общем, он года полтора ничего не делал. И не получал денег. Это ощущалось. Катя была артисткой, она бегала по детским утренникам, чтоб заработать. Но все равно не хватало. А Юра просиживал целыми днями в ресторане ЦДЛ и от всех вопросов отмахивался.
Но вот однажды он вечером пришел домой, прошел в свой кабинет, сел за стол, достал из портфеля толстую папку и углубился в чтение. Катя тайком перекрестилась.
Назавтра из кабинета раздалось долгожданное тарахтение пишущей машинки.
Юра снова работал! Катя так радовалась, что даже ни о чем не спрашивала.
Но однажды, принеся ему чай, увидела, что он пишет:
«Уважаемый Иван Иванович!
Благодарю Вас за письмо. Ваши соображения по вопросу ловли окунька внахлыст интересны и содержательны. Совершенно согласен с Вами по поводу привязки блесны. Что касается манеры закидывания, то тут существуют разные мнения. Обратитесь к литературе, как советской, так и дореволюционной, а также к опыту Ваших друзей-рыболовов, прежде чем делать окончательные выводы.
С уважением,
общественный консультант журнала „Рыболов-спортсмен“
Ю. С.».
— И ведь главное, на общественных началах! — рыдала Катя. — То есть бесплатно! Я его чуть не убила!
Но потом очередной среднеазиатский классик написал очередной роман-эпопею, и жизнь в очередной раз наладилась.
рече безумец в сердце своем.
В самом начале 1980-х я писал сценарий. Про школьников старших классов.
В сценарии был верующий десятиклассник. Лучше сказать, он искал Бога. Читал что-то духовное. Осторожно заходил в храм. Давал сам себе обеты: не курить, не пить, не ругаться скверными словами и не прельщаться женским полом. И даже иногда носил под рубашкой железные цепи — как будто бы вериги. Это было смешно и трогательно.
Он был нужен для полноты картины. Потому что среди героев сценария были самые разные мальчики и девочки: идеалисты и циники, богема и мещане, карьеристы и скромники. Я решил, что такая альтернатива тоже может быть. Вернее, она реально была. Потому что я знал таких ребят.
На киностудии сразу сказали:
— А вот это, вот все вот это, выкинуть безо всяких разговоров.
— Но почему? — воскликнул я. — Смотрите, ведь этот мальчик в конце концов становится нормальным парнем. Преодолевает, так сказать, свои колебания. Это ведь четко написано, правда ведь? Почему бы не показать его трудное духовное взросление?
И я полчаса нес всякую постыдную околесицу.
— Правда, правда, — устало сказал редактор. — Но только имейте в виду: согласно недавнему распоряжению Госкино, не только таких трудно взрослеющих ребят… даже церковного здания в кадре нельзя, вы поняли? Даже в качестве проходной детали пейзажа купол с крестиком нельзя, вам всё ясно?