Другой редактор, занимающий крупный пост в Госкино, тогда же говорил мне:
— А я не против хорошего, умного, уважительного фильма на такую тему. Я очень даже за. Я готов пробивать такой фильм через все инстанции. Давайте напишите сценарий, заключим договор, начнем работать. Но, конечно, вы понимаете, это не может быть прямая пропаганда религии и церкви. Герою, который искренне верует в Бога, нужно противопоставить искреннего атеиста. И атеист должен победить его в этом вечном споре. Атеист должен доказать герою, и всем нам заодно, что никакого Бога на самом деле нет. Так доказать, чтобы я, я… — тут он откинулся в кресле и похлопал себя по груди, — чтобы я лично в это поверил. Вы сможете написать такой сценарий? Сможете убедить меня — а значит, и самого себя! — что Бога нет?
И он посмотрел на меня маленькими голубыми глазами сквозь сильные минусовые очки.
в шумном городе, на окраине.
Антипов сумел уйти со свалки. Это трудно было: обычно там и помирали. Но он уговорил шофера. Шофер ему разрешил в кузов залезть, и вывез.
Остановился у метро, как договорились. Антипов вылез и стукнул кулаком по двери кабины.
Он, конечно, не думал, что шофер его позовет залезть в кабину и ехать дальше. Но получалось, что надеялся. Потому что шофер на самом деле спас ему жизнь, раз вывез со свалки. А когда человеку спасаешь жизнь, всегда хочется с ним поговорить. Антипов один раз спас жизнь одному бомжику — тот спал как убитый, а бульдозер двигал гору мусора на него. Так бы и завалил, если бы не Антипов. Поэтому они потом держались вместе. Но скоро этот бомжик умер все равно.
Да. А шофер просто газанул и поехал дальше.
Антипов стоял, обрызганный водой, ослабевший и замерзший.
Повертел головой, увидел автобусную остановку.
Сел на скамейку и стал думать. Первый раз за шесть лет. Шесть лет, это же надо. Огромный срок. Но как мало при этом! Всего за шесть лет он слетел со всех ступенек. Поругался на работе, уволился. Поссорился с женой, развелся. С сыном не смог удержать отношений. Из-за Наташи, потому что она была жена сына. Нехорошая история. Сама Наташа, конечно, хорошая была, но не надо было этого делать, сын все-таки дороже. Но такое только потом понимаешь, а тогда — любовь, и в голове пусто. Наташа его тоже любила, а прогнала потом, когда он стал слишком выпивать из-за прошедшей жизни.
Кстати, на свалке он пить бросил. Совсем. Напрочь. Он радостно засмеялся.
Парень, сидевший на другом краю скамеечки, покосился на него.
У парня в руках был мобильник.
— Слышь, — сказал Антипов. — Извини. Позвонить надо.
— Ну ты вообще, — хмыкнул парень.
Но потом очень внимательно посмотрел на него и сказал:
— Ладно. Говори номер, дед.
— Я номера не знаю, — сказал Антипов.
— Как же ты звонил? — спросил парень.
— Там просто было Наташа, — сказал Антипов. — Найдешь Наташа, нажимаешь, и вот. Вдруг она у тебя есть.
— Кто? — спросил парень.
— Наташа, — сказал Антипов.
— Есть, — сказал парень. — Но она другая.
— Неважно, — сказал Антипов. — Позвони ей, сынок.
Парень вздохнул и понажимал кнопки. Телефон в руки Антипову не дал, сунул ему к уху. В телефоне был женский голос.
— Наташа, это я, — сказал Антипов. — Звоню попрощаться.
— До свиданья, — сказала другая Наташа. — А вы куда едете?
— Далеко-далеко, — сказал Антипов и умер.
Парень отодвинул телефон от его уха и набрал «скорую».
Сестра на «скорой» была Наташа. Та самая, единственная.
Но она не узнала Антипова. Вот и хорошо.
не пробуждай воспоминаний.
Приснился сон, что я приехал в старый подмосковный поселок снимать дачу. Хотя зачем мне снимать дачу, у меня своя есть, тоже в старом поселке.
Но сон есть сон. Приехал снимать большую и дряхлую дачу, где на крылечке ограда с потемневшими балясинами, а в комнате абажур и плюшевая скатерть. Такое только во сне бывает. Теперь, во всяком разе.
Хозяйка — сильно немолодая женщина с короткой стрижкой. Фотографии на стенах, из которых ясно, что этот дом когда-то принадлежал ее деду. Вот она сидит у него на коленях, одетая под мальчика, в матроске; потом хозяином стал ее отец, вот он, с тонким худым лицом, а она в брюках и жокейской кепке с пуговкой.
Выходим на крыльцо, разговаривая.
На соседней даче с тонким стеклянным дребезжанием открывается окно веранды. В окне пожилой господин. В красивой дачной куртке, с трубкой в зубах. Сине-серебристое облачко дыма. Он кивает нам, низко склонив голову. У него коричневая блестящая лысина. Видно, что он значительно старше моей собеседницы.
Я киваю в ответ.
Ветер доносит сладкий запах трубочного табака.
Моя собеседница, не отвечая на поклон соседа, садится в старое плетеное кресло.
— Когда-то я любила этого человека, — говорит она громко, хотя он может услышать, да и видно, что он слушает. И зачем она говорит это незнакомцу, то есть мне? Ах да, это же сон! — Да, — продолжает она, — я любила его с четырнадцати лет, он был меня старше лет на десять или чуть более того. Представляете себе, девочка-подросток и выпускник университета? Я следила за каждым его шагом, знала про него все. Старалась его встретить и проводить, у калитки или на платформе электрички, как бы случайно. Мы были знакомы, да, конечно! Наши отцы были коллегами. Мы иногда разговаривали. Он мне улыбался. Потом он женился. У меня тоже была какая-то своя жизнь, двое детей, с первым мужем я развелась, второй муж умер. Или наоборот? Боже, я не помню! Дети разъехались, а я всё смотрела через забор. На его жизнь. А он больше не смотрел в мою сторону. Даже не кланялся, представьте себе. А потом он оказался один. У него никого нет, у меня никого нет, и мне надо было чуточку подтолкнуть события. Всего лишь ответить на его поклон, и мы были бы вместе. Я так мечтала об этом. С четырнадцати лет. Ах, как он мне снился, в четырнадцать лет… А вот теперь не захотела! — Она свободно смеется и просит у меня сигарету.
Со стеклянным дребезжанием закрывается окно на соседской веранде.
— Тридцать пять тысяч в месяц вам, конечно, дорого, — говорит она. — Но и мне дешевле сдавать нет смысла, одни только платежи за газ, плюс налоги.
Пожилой господин зажигает у себя в доме свет. У него там тоже фотографии на стенах. Но издали не рассмотреть.
дачный ужин у камина
Степанов нанял бригаду делать ремонт на своей подмосковной даче. Четыре здоровых добродушных мужика, отличные мастера. Они жили тут же, в мансарде. Степанов, его жена и двенадцатилетний сын за эти недели просто сроднились с ними. Степанов был человек богатый и со связями, но безо всякой спеси, потому что сам был из простых, из далекого южного города, и очень гордился этим. Так что он, бывало, садился ужинать вместе с мастерами.