— Глупый Панч! — засмеялась она. — Пускай дьявол. Забоялся, католик! — она снова обняла его; он вырвался. — Бог или дьявол сказал мне: ты должна быть с ним. Ты должна им овладеть…
— Джуди, я женат. У меня дети. Я люблю свою жену.
— Панч, я понимаю, ты католик. Мне нужно один раз, — она ловко скинула с себя одежду, всю за несколько секунд. — Всего один раз! — Она показала указательный палец и сказала: “Una volta!”
Дело происходило в загородном отеле, куда руководство фирмы выехало на трехдневное закрытое совещание-семинар. Джуди зашла в номер к Панчу.
— Смотри, какая я классная, — говорила Джуди, то вспрыгивая на кресло и раскидывая ноги, то вставая на четвереньки и пантерой кружась вокруг Ника по ковру. — Неужели тебе не хочется? Не притворяйся. Ты весь изнываешь от желания. Ну, иди ко мне. Я лучше твоей жены! В сто раз!
— Она лучше в миллион раз, — сказал Панч, то есть Ник Панчилетто. — И вовсе я не изнываю. Оденься, Джуди. Иди. Спать пора.
Через неделю Джуди поймала его в лифте и спросила, согласен ли он на оральный секс. Потому что это не измена, а ей — достаточно: так сказал бог, он же месье Клерамбо. В смысле — внутренний голос.
Панч сказал: «Нет!» Джуди спросила: «А если не я тебе, а ты мне?» Панч зашипел от злости. Слава богу, лифт остановился на шестнадцатом этаже, и вниз они уже ехали в компании трех китаянок.
Ужас был в том, что Джуди была не просто офисная дамочка, а начальница. Панч тоже был начальником, но небольшим. Выгнать ее не мог.
Еще через неделю Джуди, зайдя к Панчу в кабинет, достала из сумочки вибратор.
— А давай так? — предложила она. — Ты даже ко мне не прикоснешься!
— Тут кругом видеокамеры, — сказал Панч. — Считай, тебя уже засняли с этой штукой. У тебя будут проблемы.
— Наплевать! — сказала Джуди. — Понимаешь, я ведь не шучу…
— Я не шучу, — услышал Панч ее голос. В его спину, в хребет между лопаток, уперся ствол пистолета. — Прямо. Прямо иди, милый, — она ловко обняла его правой рукой за плечи, а левой — она была левша — уткнула пистолет ему в левый бок, накинув сверху свой широкий шелковый шарф.
Со стороны казалось: парочка идет, укрывшись одним шарфом от ночной прохлады.
Джуди поймала его на пустой улице в половине одиннадцатого: он ходил навещать своего престарелого дядю. Видно, долго выслеживала.
Она отвела его в какой-то задрипанный отель. Поднялись в номер. Там на диване стоял большой чемодан. Джуди усадила его на стул, приговаривая, что у него любимая жена и трое детей, а она не шутит. Она примотала его к стулу липкой лентой. Заклеила ему рот. Нос оставила. Погладила по носу дулом пистолета.
Раскрыла чемодан. Вытащила две резиновые куклы. Надула их ножной помпой. Это были мужчина и женщина. К их плоским лицам были приклеены большие фотографии. Это были они, Джуди Дэвис и Ник Панчилетто.
Джуди положила куклу Ника на спину и оседлала его куклой Джуди. Потом поменяла их местами. Двигала их, изображая секс. Устала, пот лил по ее лицу, косметика потекла. Потом она вдруг вскрикнула и упала навзничь рядом с этой резиновой парочкой. Отдышалась. Села. Спросила:
— Тебе было хорошо?
Ник резко помотал головой, изображая омерзение.
— Жаль, — сказала она. — Я так старалась.
Взяла пистолет, подмигнула ему. Он затряс головой. Джуди направила пистолет себе в живот. Потом засмеялась и прицелилась в кукол. Бах, бах! — из них с шипением стал выходить воздух.
Джуди достала из чемодана веревку. Забралась на стол, приладила ее к люстре.
Отель был совсем никудышный. Поэтому его нашли на третий день. Он был едва живой. Джуди уже сильно пахла.
Он отказался давать показания. По объективным данным он был абсолютно ни при чем, он был в чистом виде жертвой. И никаких следов третьих лиц. Впрочем, возможно, с преступницей его что-то связывало, помимо служебных отношений, — сказал судья, напутствуя присяжных.
Жена прицепилась к этому «возможно» и подала на развод.
Он не возражал.
Сначала он мечтал ее увидеть еще раз.
Потому что в первый раз он случайно увидел ее на физкультуре, на институтском стадионе, в секции прыжков в длину. Она разбегалась и прыгала, как все, под веселые понукания физрука. Но все, приземляясь в опилки, жмурились, а она наоборот — широко раскрывала глаза. Ему это понравилось. У нее были сильные ноги и совсем маленькая грудь, он рассмотрел. И это ему тоже понравилось. Потом она убежала, и он даже не понял, с какого она факультета, с какого курса…
Он мечтал еще раз увидеть ее и поэтому стал ходить на физкультуру, хотя раньше приносил физкультурнику справку из секции тенниса, и ему проставляли зачет.
Мечта сбылась, на четвертый раз она снова пришла прыгать, и он любовался ею и мечтал, что они познакомятся.
Сбылось и это. Он даже удивился, как это оказалось легко. Хотя, собственно, что тут такого трудного — познакомиться со студенткой из своего института?
Правда, она была не очень-то разговорчивая. «Привет, как дела?» «Нормально, спасибо». Вот это «спасибо» смущало, было в нем что-то пустое, безразличное. И никогда не спросит: «А как у тебя дела? А ты как?» Хотя он, конечно, не стал бы на вопрос «как дела?» подробно рассказывать, как у него дела. Что он, дурак? Но все равно было обидно.
Он провожал ее из института — она жила совсем далеко, почти за городом, но ему нравилось ехать с ней в автобусе — особенно в конце, когда оставалось мало народу, освобождались места, они садились наконец — она к окну, он рядом, — он придвигался ближе и чувствовал ее жесткий локоть и горячее бедро. «Ты что так… — она сморщилась, подбирая необидное слово, — что ты так прислоняешься, мне тесно», — сказала она однажды. Он со внезапной храбростью обнял ее за плечо и сказал: «Потому что ты мне очень нравишься». «Тогда позови меня в кафе, в гости, да хоть в театр, что ли, хоть куда-нибудь, хватит портфель за мной таскать, как в пятом классе», — сказала она, продолжая глядеть прямо перед собой.
Они побывали у всех его друзей, прошлись по кафе и даже были в «Современнике» и на Таганке, но целоваться она не хотела. Ну или так, пусто и безразлично.
А он мечтал заняться с ней любовью, наконец.
Сбылось.
Это было ужасно. Он повез ее куда-то в гости, они оба там напились, особенно она. Он повез ее к себе, она засыпала на ходу, он дотащил ее до кровати, раздел. Разделся сам. Совсем не хотелось, ни капельки. Ничего не получалось. Она спала, дыша тяжело и ровно, а он скрипел зубами, лежа рядом и пытаясь помочь себе руками… О, как стыдно. Ладно, хватит подробностей! В общем, назавтра она, приводя себя в порядок, безо всякой растерянности сказала: «Значит, ты меня все-таки вы***л». Он обнял ее, нежно поцеловал; она равнодушно обняла его в ответ. Хотя все это была неправда, к сожалению.