Я киваю, обдумывая его слова.
— Интересно.
— Причем этот проект открывает неограниченные возможности для рекламы, — воодушевленно продолжает Джед. — Мы объединим под одной крышей четыре или пять заведений: кафе, магазин музыкальных инструментов, студию звукозаписи и концертную площадку. Организуем концерты для продвижения молодых талантов, а они будут покупать у нас оборудование. Мы будем помогать группам с демо-записями и предлагать скидки на запись при покупке инструментов. Договоримся с поставщиками, чтобы те оплачивали студийное время в обмен на рекламу и выгодное для них размещение товара. У меня есть несколько знакомых в венчурных компаниях, которых это непременно заинтересует. Сейчас я заканчиваю бизнес-план, а после того как запустим пилотный проект, откроем сеть магазинов в других городах.
— Это будет здорово, — восторженно вторит ему в предвкушении халявы Мэтт, прикуривая следующую сигарету.
И я вспомнил, что было время, когда мой друг постоянно с энтузиазмом рассуждал об очередных новых фирмах, которые открыл его хедж-фонд, о том, почему их продукт в корне изменит данную сферу деятельности и для чего все это нужно лично ему. До этой минуты я не осознавал, как сильно соскучился по такому Джеду. Мне хочется обнять его и сказать: «Как хорошо, что ты снова стал прежним». Но вместо этого я говорю:
— Звучит неплохо.
— Закончу план и найду деньги, — продолжает Джед. — А ты договоришься об аренде и займешься контрактами с поставщиками.
— Значит, меня вы тоже решили в это втянуть? Джед бросает на меня серьезный взгляд.
— А у тебя есть на примете что-то получше?
— Можете на меня рассчитывать, — ухмыляюсь я.
— Вот и хорошо, — отвечает Джед и пожимает мне руку. — Потому что в твоей комнате мы устроили офис.
Спустя час мешок Генри ломится от карамелек и шоколада, а одна добрая душа даже всучила нам зубную щетку и пасту. Мимо нас пробегает стайка ребятишек, один из отцов брызгает в них жидким серпантином из баллончика, и дети заливаются веселым смехом. Генри замирает как вкопанный и со счастливой улыбкой таращится на них, радуясь их проделкам, и это заставляет меня задуматься о том, доводилось ли ему за последний год, который он провел с Нормом, играть со сверстниками. Мысленно я даю себе слово найти для Генри друзей по соседству.
Дома нам открывает дверь Дракула и со свирепым рычанием бросает в мешок Генри шоколадные батончики.
— Привет, Пит, — говорит Генри.
— Привет, Генри, — отвечает тот. — Сколько у тебя конфет!
Генри кивает и показывает Питу мешок.
— Целая куча, — с восторгом замечает мальчик.
— Надо заехать еще в одно место, — сообщаю я. — Дай нам ключи от машины.
— Бери. Но сначала, — Пит хватает Генри и поднимает в воздух, — я выпью твою кровь!
— Дракула, смилуйся, — прошу я.
— Ни за что на свете! — рычит Пит, подражая вампиру из фильма, и зарывается лицом в грудь Генри; малыш корчится от смеха.
— Чей это дом? — спрашивает меня Генри с заднего сиденья.
— Здесь дают вкусные конфеты.
— Ух ты, — кивает он.
С позволения Генри я снова напялил маску гоблина под капюшон монашеской рясы. Открывает дверь Тамара в джинсах и свитере, с пластмассовыми заколками в волосах.
— Баз Лайтер! — восклицает она и садится на корточки, чтобы рассмотреть костюм Генри.
Он с робкой улыбкой кивает. Я смотрю на Тамару сквозь маску, скользкая от слюны резина липнет к лицу. До чего же это странно: я стою так близко, а она даже не подозревает, кто перед ней. Мне безумно хочется погладить ее по щеке, запустить руку в ее густые кудри, но приставания адского монаха, скорее всего, перепугают ее до смерти, так что я молчу, не в силах признаться, что это я.
— Как тебя зовут?
— Генри.
— Держи, Генри, — говорит Тамара, бросает в его мешок шоколадки, поднимает глаза на меня, и в это мгновение я совершенно уверен, что она видит меня сквозь маску.
Но будь это так, разве она не рассердилась бы на меня за бесцеремонное вторжение? Однако на ее лице написано все что угодно, только не злость. Внезапно она подходит и обнимает меня. Я тоже обнимаю ее, онемев от изумления. Спустя несколько мгновений она шепчет в резиновое ухо маски:
— Пожалуйста, скажи мне, что это ты.
— А я уж решил, что ты всех так встречаешь, — глухо отвечаю я.
— Слава богу, — смеется Тамара и крепче сжимает меня в объятиях.
— Как ты догадалась? — удивляюсь я, поглаживая ее по спине.
Я ощущаю, как она дрожит в моих руках.
— Я почувствовала, что ты рядом.
Наконец мы выпускаем друг друга.
— Ну так что? — говорит Тамара и отходит на шаг. Я стаскиваю маску. — Ты специально нашел ребенка, чтобы меня разыграть?
— Это Генри Кинг, — отвечаю я, убирая потные волосы с лица. Генри цепляется за мою ногу. — Мой брат.
Тамара впивается в меня взглядом и медленно кивает.
— Ничего себе, — произносит она. — Я так понимаю, в последнее время тебе не приходилось скучать.
— Ни минуты. А где Софи?
— Спит. Посидите со мной?
— Я бы с радостью, но надо отвезти Генри домой. Ему давно пора в кровать.
Она снова обнимает меня, и это наше привычное, настоящее, искреннее, не знающее преград объятие, если бы Тамара меня не держала, я обмяк бы и свалился на пол, как тряпичная кукла. Бывает так, что слова не нужны. Иногда, с правильным человеком, все со временем образуется само собой, без пикировок и бесконечного выяснения отношений, которое только все запутывает.
— Как уложишь его, возвращайся, — многозначительно произносит Тамара, глядя на меня широко раскрытыми выразительными глазами, и в ее голосе слышится невысказанное обещание, внезапно ставшее реальным.
Мы с Генри выходим в звездную ночь, и пусть сегодня языческий праздник, но, клянусь, я вижу в небесах Бога.
Генри не ложится спать без двух книг: сперва их надо ему прочитать, а после, перед сном, положить на кровать, так чтобы они были у него под рукой. В шкафу должен непременно гореть свет, а дверь нужно приоткрыть, так чтобы длинная ромбовидная полоска света падала на кровать. В кулаке у Генри зажат Паровозик Томас, а фотография потерянных и обретенных братьев сложена вчетверо и засунута под подушку. Мальчик аккуратно выполняет все эти церемонии, стараясь по мере своих скромных сил вносить порядок и предсказуемость в большой хаотичный мир. И только когда все эти талисманы наконец на своих местах, я целую малыша, желаю ему спокойной ночи и выхожу из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Мама сидит в темноте на верхней ступеньке лестницы и разбирает по парам маленькие белые носки из допотопной корзины для белья.