Потом мы снова оказались в фургоне, где нас ждал обед. Он состоял из покупных бутербродов, но, поскольку дело происходило в Хэмпстеде, бутерброды эти были наивысшего качества. К своему удивлению, я жутко проголодался и как раз подумывая насчет добавки, когда к нам снова заявился инспектор Сивелл. Под его весом автомобиль качнулся и слегка накренился. Нас же появление Сивелла заставило рефлекторно вжаться в спинки сидений.
— Ну что, как вы? — поинтересовался он.
Мы дружно заверили его, что все замечательно, мы бодры, веселы и жаждем снова приступить к работе.
— Брехня, — заключил он. — Однако вполне убедительная. Через пару минут мы с вами отправимся в Хэмпстедский участок, где одна милая дама из Скотланд-Ярда по очереди выслушает ваши показания. И поскольку мой главный принцип — абсолютная истина, хочу сразу предупредить: чтобы никакой идиотской сверхъестественной херни. Касается обоих. Я понятно объясняю?
Мы дружно заявили, что да, он очень доходчиво обрисовал свою точку зрения.
— Значит так, черт возьми: нормальная полиция начала расследовать это гребаное дело, нормальная полиция и закончит.
С этими словами он вышел — фургон снова качнулся, тихонько скрипнув.
— Так, я правильно понял: он сейчас имел в виду, что мы должны солгать старшему по званию?
— Угу, — кивнула Лесли.
— Я чисто так, на всякий случай спросил.
Потом мы полдня давали показания, каждый в отдельной комнате. При этом постарались, чтобы наши данные совпадали в общих чертах, однако содержали некие незначительные несоответствия. Все-таки полицейские умеют давать показания лучше всех.
После этого, позаимствовав в общежитии участка кое-какие шмотки, мы переоделись и отправились обратно в Дауншир-хилл. Тяжкое преступление всегда вызывает большой переполох, особенно в таком районе, как Хэмпстед. Журналистов было море — в основном потому, что половина из них могла пешком дойти до места происшествия.
Приехав, мы выпустили из «Хонды» подозрительно тихого Тоби. Потом еще час отмывали заднее сиденье. А затем поехали к себе, в Чаринг-Кросс. С опущенными стеклами. Но ругать Тоби было бы глупо: мы сами были виноваты, что оставили его в машине на целый день. Мы заехали в «Макдональдс» и купили ему «Хеппи Мил», так что пес, надеюсь, простил нас.
Потом мы пошли ко мне и допили «Гролш». Лесли скинула одежду и залезла ко мне в кровать. Я лег рядом и обнял ее. Лесли вздохнула и уютно прижалась ко мне. Будучи очень тактичной, она «не заметила» моей эрекции. Тоби свернулся у нас в ногах — точнее, улегся на них, как на подушку. Вот так мы все втроем и заснули.
Когда я проснулся, Лесли уже ушла, а у меня звонил телефон. Я поднял трубку и услышал голос Найтингейла.
— Вы готовы вернуться к работе? — спросил инспектор.
Я сказал: «Готов».
Вернуться к работе. Снова посетить гриль-бар имени Нэпа Веста, где для нас с начальником заказана ознакомительная программа по осмотру жутких ран Брендона Коппертауна. На месте меня представили Абдулу Хак-Валиду — подвижному, энергичному человеку лет пятидесяти. Говорил он с легким шотландским акцентом.
— Доктор Валид занимается особыми случаями, — сообщил Найтингейл.
— Моя специальность — криптопатология, [7] — сказал доктор Валид.
— Салям, — сказал я.
— Alsalamalaikum, — отозвался он.
Я очень надеялся, что на этот раз все же будет дистанционная смотровая. Увы, Найтингейл не желал довольствоваться трансляцией вскрытия. Поэтому мы снова надели специальные костюмы, защитные экраны для глаз, респираторы и вошли в операционную. Брендон Коппертаун — или тот, кого мы за него принимали, — обнаженным лежал на столе. Доктор Валид уже вскрыл его грудную клетку, сделав стандартный Y-образный разрез. И даже успел зашить снова, порывшись там предварительно в поисках того, что обычно ищут патологоанатомы. Личность погибшего мы подтвердили, сверившись с биометрическими данными в его паспорте.
— Если рассматривать все, что ниже шеи, — начал доктор Валид, — можно утверждать, что это физически здоровый мужчина лет сорока пяти — пятидесяти. Наш же интерес вызывает его лицо.
Точнее, то, что от него осталось. При помощи зажимов доктор Валид растянул и закрепил оторванные лоскутья кожи, отчего лицо Коппертауна приобрело жутковатое сходство с огромной красно-розовой маргариткой.
— Начнем с черепа.
Взяв в руки указку, доктор Валид подошел и слегка склонился над телом. Найтингейл последовал его примеру, я же предпочел смотреть из-за его плеча.
— Как видите, имеет место обширное повреждение лицевых костей. Верхняя и нижняя челюсть, скуловые кости фактически полностью раздроблены, а зубы, которые обычно при повреждениях остаются относительно целыми, разбиты на мелкие осколки.
— Сильный удар тяжелым предметом? — предположил Найтингейл.
— Да, такова была бы моя основная версия, — сказал доктор Валид, — если бы не это.
Он приподнял пинцетом один из лоскутков колеи — по-моему, со щеки — и оттянул в сторону. Его длины хватило, чтобы прикрыть череп по всей ширине и еще ухо с противоположной стороны.
— Кожа растянута, вопреки своей естественной возможности сохранять определенную форму. Мышечная ткань почти отсутствует, что также свидетельствует об односторонней атрофии. Судя по линиям разрыва, можно утверждать, что что-то заставило его лицо удлиниться в районе между носом и подбородком, растянуло кожу и мышцы, раздробило кости и зафиксировало все в таком положении. Затем фактор, который это все удерживал, исчез, кости и мягкие ткани потеряли опору и, как следствие, лицо фактически распалось на части.
— Думаете, «Диссимуло»? — спросил Найтингейл.
— Да, либо какая-то сходная практика, — проговорил доктор Валид.
Для меня Найтингейл пояснил, что «Диссимуло» — это чары, с помощью которых человек может изменять свою внешность. Он не произносил самого слова «чары», но оно подразумевалось.
— К сожалению, — прокомментировал доктор Валид, — это значительно смещает мышцы и кожу, что может привести к необратимым повреждениям.
— Да, эта техника никогда не была особенно популярной, — сказал Найтингейл.
— Что вполне понятно, — добавил доктор Валид, указывая на то, что осталось от лица Коппертауна.
— Есть какие-либо признаки, что он практиковал «Диссимуло»? — спросил Найтингейл.
Доктор Валид достал закрытый стальной контейнер.
— Я предвидел этот вопрос, — сказал он, — поэтому подготовился заранее.
С этими словами он поднял крышку. В контейнере обнаружился человеческий мозг. Я, конечно, не специалист, но мне показалось, что здоровый мозг не может так выглядеть: сморщенный, весь в оспинах, он как будто долго пролежал на солнце и совсем ссохся.