– Право, ты странная девочка! – воскликнула Генриетта. – Не надо так убиваться. Твой брат, конечно, поправится. А ты вовсе не плохая. Что из того, что ты тогда, когда застала Китти за письмом, ничего не сказала ей прямо, а спряталась за ширмой? Конечно, Елизавета Решлей, например, не стала бы таиться и сразу бы поговорила с Китти. Ну а я сделала бы то же, что ты, – как и всякая хоть немного любопытная девочка, к тому же дело касалось расхваленной королевы мая. Ты считаешь себя дурной, потому что Китти попала в затруднительное положение, ну да она сама виновата: не надо было тайное письмо писать.
– Ты права, Генриетта, – вздохнув, согласилась Мэри. – Только я не знаю, что делать.
– Теперь тебе лучше всего лечь спать.
Мэри встала и вышла из комнаты Генриетты.
Она не спала всю ночь и представляла то Поля, то Китти; она размышляла и находила необыкновенное сходство между ними – оба любили правду и ненавидели ложь, оба были добры и благородны.
– Я не могу ничего изменить, – думала Мэри, – я должна идти дальше. Если бы не Генриетта… я ее боюсь; да еще эти деньги, которые я у нее взяла! Я никогда не посмею сказать, что это письмо написано мной. Если бы моя вина открылась как-нибудь сама собой! Но этого не случится.
Следующий день был солнечным. Солнце светит одинаково злым и добрым, праведным и неправедным. В это утро все шло по заведенному порядку. Хотя миссис Шервуд не присутствовала при молении. Она поручила это мисс Хонебен. Девочки, не знавшие тайны (а знали ее только Елизавета Решлей, Мэри Купп, Генриетта Вермонт и сама Кетлин О’Донован), не заметили ничего особенного в том, как мисс Хонебен читала «Отче наш» и другие молитвы.
Затем начались занятия, и лучи солнца весело залили светом классную комнату.
За несколько минут до перемены мисс Хонебен подошла к Китти и шепнула ей что-то, после чего Китти встала и вышла из комнаты. Никто из учениц не придал этому значения, кроме Генриетты и Мэри Купп.
В этой школе, как и в большинстве школ, уроки прекращались в половине двенадцатого, и наступала перемена. Девочки выбегали на площадку для игр, где оставались почти до двенадцати.
Вот и на этот раз девочки ожидали звонка на перемену, однако, к их удивлению, сигнала не было. И тут мисс Хонебен сказала:
– Девочки, прошу всех остаться на своих местах.
В классной комнате появилась миссис Шервуд, вместе с ней вернулась и Китти О’Донован. Увидев, что миссис Шервуд ведет Китти, девочки решили, что ее ожидают новые почести, вскочили с места и закричали:
– Да здравствует наша королева! Да здравствует наша королева! Ура! Ура!
– Замолчите, девочки, замолчите! – сказала мисс Хиз, проводившая занятие.
Стало ясно, что произошло нечто важное, так как в классной комнате собрались сразу все учительницы школы. Миссис Шервуд вышла вперед, держа за руку Китти.
Китти была очень бледная. Казалось, она могла лишиться чувств. Все смотрели на нее. Особенным был взгляд Генриетты (довольный взгляд, полный ожидания), а также Елизаветы Решлей (взгляд, полный сочувствия) и Мэри Купп (взгляд, в котором можно было заметить и испуг, и жалость). Глядя на Китти, Мэри вдруг вспомнила глаза Поля; едва не вскрикнув, она закрыла лицо руками.
– Мои дорогие девочки, – начала миссис Шервуд, – мне очень тяжело, но приходится сказать, что в нашей школе произошло то, что безмерно огорчило меня. Я должна объявить о случившемся всем вам, потому что это касается вашей королевы мая.
Девочки сидели притихшие.
– Статс-дамы, будьте так добры, потрудитесь выйти сюда, – попросила миссис Шервуд.
Назначенные накануне первомайского торжества статс-дамы, включая мисс Хонебен, подошли к начальнице.
– Теперь, фрейлины, будьте любезны, сделайте то же.
Через минуту вся свита королевы была в сборе.
– Мне придется рассказать вам очень тяжелую историю, – продолжала миссис Шервуд. – И я прошу фрейлин, статс-дам и всех девочек, выбравших Китти О’Донован королевой мая, поступить с ней, как вы найдете справедливым. Вы помните, как радостно было встречено избрание Китти королевой. Мы считали ее достойной этой великой чести. Мы говорили ей, чтобы она всегда была верна своему слову, чтобы она старалась вести хорошую, честную жизнь. Но, дорогие мои, случилась ужасная вещь. Китти О’Донован, наша королева мая, совершила такой постыдный поступок, что вы, подруги, должны судить ее.
Вы знаете правила школы. Их немного, но они должны исполняться. Нарушить их – значит унизить себя. Китти О’Донован нарушила одно из правил. Я не могу простить ее. Она написала письмо своему двоюродному брату. А я позволяю вам переписываться только с родителями. Китти написала и отправила письмо тайно, но одна из девочек видела это. Мэри Купп, выйди, пожалуйста, вперед.
Мэри разрыдалась. Генриетта дотронулась до ее плеча.
– Иди. Иди и не забывай, что ты мне обязана.
Мэри, дрожа и шатаясь, вышла вперед.
– Бедная Мэри! – сказала миссис Шервуд, с состраданием глядя на девочку. – Вы знаете, какое горе ей сейчас приходится переживать. Мы все должны быть добры к ней. Конечно, ей бы надо было сразу сказать Китти, чтобы она не писала письмо. Ну, Мэри, говори, пожалуйста, сама.
Все девочки уставились на нее. Она стояла довольно близко от Клотильды Фокстил, и Клотильда окинула ее презрительным взглядом. Потом Мэри взглянула на Китти, ни разу не поднявшую опущенных глаз. Клотильда решительно перешла от Мэри к другим девочкам.
– Я не верю ей, – шепнула она Маргарите.
– Тише, Клотильда, – сказала миссис Шервуд. – Давай, милая Мэри, расскажи, что ты видела.
– Я не могла уснуть, – начала Мэри.
Ей казалось, что какие-то насмешливые голоса повторяют за ней: «Я не могла уснуть» и смеются над ней. Но затем раздался другой голос: «Если ты не сдержишь своего слова, твой брат Поль узнает истину. Генриетта напишет ему».
«Я должна продолжать», – подумала Мэри.
И она повторила весь выдуманный ею рассказ.
– Я знала, что Китти поступила очень дурно, – под конец объяснила Мэри, – и я… рассказала об этом Генриетте. Конечно, Генриетта очень огорчилась, мы переговорили и подумали, что нехорошо оставлять такой поступок безнаказанным. Тогда я пошла к миссис Шервуд. Миссис Шервуд, вы были так добры, что послали меня поговорить с Китти, но Китти все отрицала насчет письма. Тогда, миссис Шервуд, вы сами повидались с Китти.
– Да, я поговорила с Китти, – продолжила объяснение миссис Шервуд, – и, как предложила Китти, послала телеграмму ее отцу. Вот что было дальше: Джек О’Донован, кузен Китти, телеграфировал мне и подтвердил, что получил письмо, да еще добавил, что рад письму Китти.
Миссис Шервуд показала телеграмму школьницам.
– Я просила Китти О’Донован сказать мне правду; сделай она это, я, конечно, не отдала бы ее на ваш суд. Но Китти упорствует в своем отрицании. Поэтому я предоставляю вам, ее подругам, принять решение. Я уверена, что вы поступите справедливо. Я не желаю исключать Китти О’Донован из школы, но с ней следует поступить в соответствии с утвержденными правилами.